Наконец, Гувер решил действовать. Он подошел к телетайпу и продиктовал письмо, которое пошло по внутриведомственной системе связи в нью-йоркский и некоторые другие филиалы. Это был сигнал к аресту Дюкена и всех остальных, прямо или косвенно связанных с ним.

Подробности арестов так и остались неопубликованными, но в них не было ничего драматического: сыщики не любят драматизма. В жаркий июньский день громовой удар грянул одновременно во многих местах. Через два года после того, как гестапо впервые обратилось к Себольду на Гамбургской пристани, Фриц Дюкен и тридцать два других шпиона были арестованы по обвинению в том, что прибыли в США с целью шпионажа. Все они были поражены. Что их выдал Себольд, они обнаружили позже, на суде, когда в числе улик оказались записи диктофона и кинокадры.

И на других «фронтах» драма неотвратимо близилась к развязке. В Чикаго жила хорошенькая девушка, по имени Герда Меланд, работавшая в косметическом кабинете отеля Луп; она была молода и одинока. Ее друг сердца Герберт Хаупт, молодой рабочий оптического завода, отправился в длительное путешествие. Хаупт, родители которого в свое время эмигрировали из Германии и натурализовались в США, лишь весьма туманно намекнул на цель своего путешествия, и это тревожило невесту. Она не знала того, что знали агенты: Герберт Хаупт был близким другом Керлинга, Нейбауэра и Даша — тех троих, которые обучались диверсантскому делу в Берлине. Агенты последовали за Хауптом до мексиканской границы — дальнейшую слежку вела уже мексиканская федеральная полиция; вскоре возникло подозрение, что Хаупт отправился в Германию в «академию» диверсантов. Впоследствии мы убедимся, что подозрение было вполне обоснованным.

Агентов очень заинтересовал тот факт, что Хаупт, как и несколько других американских немцев второго поколения, репатриированных нацистским правительством для обучения в «академии» диверсантов, оказался близким другом доктора Отто Виллюмейта, чикагца, известного своей многолетней деятельностью в качестве руководителя «Германо-американского союза». Виллюмейт, мужчина лет сорока с лишним, со шрамом на щеке — зарубка, оставленная студенческой дуэлью в фатерланде, был, по мнению агентов, субъектом, которому наверняка суждено попасть на скамью подсудимых. Весь вопрос был только в том, как долго он еще продержится.

Вот уже некоторое время, как Виллюмейт, чикагской штаб-квартирой которого был нацистский кабачок, известный под названием «Хаус Фатерланд Клуб», разъезжал по Среднему Западу и Востоку, беседуя с нацистами, занимавшими командные посты на таких предприятиях, как Американская Алюминиевая Корпорация в Ист-Сен-Луи, Иллинойсе и Питсбурге и Пенсильванская железная дорога в Хорсшу-Бенд, возле Алтуны. Вскоре начало выясняться, что Виллюмейт для нацистов играл роль второго Дюкена, со своей собственной самостоятельной организацией, которую держали про запас на случай, если что-нибудь стрясется с другой шпионской шайкой; так у футбольной команды имеются дублеры на случай, если игроки выйдут из строя.

После ареста Фрица Дюкена и тридцати двух его сообщников Курт-Фридрих Людвиг — главарь второго крупного шпионского центра — не на шутку перетрусил. Радиообозреватель Уолтер Уинчелл включил историю ареста тридцати трех шпионов в свою программу, передававшуюся в ночь на воскресенье. В это время Людвиг был дома: после сообщения Уинчелла он помчался в Маспет к своей белокурой помощнице, Люси Бемлер. Затем они вдвоем вернулись в Бруклин и пошли к Эллен Мейер.

Ровно в 9 часов вечера, когда началась передача Уинчелла, портовые шпионы Пагель и Мюллер подъезжали к нью-йоркской гавани. Очевидно, они слушали радио в машине; агенты, следовавшие за ними, заметили, что едва Уинчелл начал свое сообщение, автомобиль шпионов внезапно остановился. Так они и стояли на месте, пока Уинчелл не окончил рассказа о шпионах и не перешел к другим темам. После этого немцы полным ходом поспешили тоже к дому Эллен Мейер.

Через сорок восемь часов в отделе британской цензуры в Гамильтоне было перехвачено написанное симпатическими чернилами письмо:

«Я знаю трех из тех, кто недавно арестован... Они — дураки, трусы и лентяи, типичные американцы... без всякого опыта... Вероятно, они обратили на себя внимание ФСБ. Существует большая опасность разоблачения с их стороны... Необходимо, чтобы кто-нибудь нашел к ним доступ и предупредил, что они должны молчать... Быть может, если вы сообщите, что гестапо арестует их родственников на родине, дело уладится...»

Вскоре после ареста Дюкена и его шайки Людвиг отправился в необитаемый коттедж в Нортпорте (Лонг-Айленд) и разобрал там радиопередатчик; некоторые части он оставил в доме Эллен Мейер, а другие унес к себе. Радио Янке — Уилер-Хилла теперь тоже не работало, и оставалась только радиостанция, где оперировали Себольд и агенты ФСБ.

Себольд все еще делал вид, что работает на Гамбург. Он стремился выиграть время, так как надеялся, что удастся вызволить из Германии мать, братьев и сестру; не могло быть сомнения, что все четверо будут зверски убиты.

Но теперь Гамбург отнесся к Себольду весьма холодно. Впредь до новых распоряжений было приказано прекратить радиопередачи. Себольд видел, что тучи на горизонте сгущаются.

Борхардт, шпионский «профессор» из шайки Людвига, также казался чрезвычайно встревоженным арестами. Он стал подолгу прогуливаться в одиночестве и выглядел сильно опечаленным. Людвиг часто вызывал Борхардта к коммунальному телефону в коридоре, и теперь «профессор», видимо, опасался последствий такого общения. Это подтвердилось, когда на Бермудах было перехвачено письмо, напечатанное по-английски на машинке Борхардта: