– Да, да, я тоже вас не сразу признал. Тоже богатой будете, побогаче меня – выдавил из себя Мак.

– Агась… Куда уж нам в наши-то годы…

Макар до последнего надеялся, что прачка его не узнает. По правде сказать – он и сам признал ее далеко не сразу. В первые годы своего пребывания в “Ювенте” Макар и Виктория Степановна пересекались ровно по тем же делам, по которым они встретились и сегодня. Только вот в те времена Мак был куда более дружелюбным парнем и ему было не сложно поболтать с человеком просто так. Виктория Степановна тоже была не из молчаливых – женщина она была простая, деревенская, а потому ей всегда было, о чём поведать местным работягам, над чем посмеяться и из-за чего поплакать.

Однако если сама прачка с тех пор изменилась только внешне – постарела, сменила прическу и стала шире себя прежней – то Макара настигли изменения куда более серьезные, внутренние. Подобные разговоры ему были больше не интересны, а сам он чаще всего предпочитал делать вид, что и вовсе не знаком с человеком, лишь бы у него была возможность избавить себя от неудобных разговоров. Такая тактика даже давала свои плоды и порой ему действительно удавалось забывать о чём-то и о ком-то, да так, что он и сам в это верил.

Недаром ведь вожатый успел прозвать Викторию Степановну “клушей” быстрее, чем умудрился вспомнить ее имя.

– Как жизнь-то молодая? – задала вопрос прачка, чуть понизив голос. – Ты как…справился после…

– Нормально, Вика Степановна. Пойдет – перебил ее Мак, у которого вдруг ёкнуло сердце.

– Ну да, да… Оно и правильно. Жизнь-то она шо…она ж продолжаться должна. Токмо тяжело это, я понимаю. Сама и мужа хоронила, и…

– Знаете… бежать мне надо. А то у меня там мелюзга без присмотра. Щас поубивают друг друга, а я этого и не увижу.

– Ладненько. Беги, конечно – махнула рукой прачка. – Потом пошушукаемся, коль время будет…

Эти слова Макар услышал уже спиной, когда спешно покидал прачечную.

Виктория Степановна, в отличии от Мака, и правда почти не изменилась. Она оставалась всё такой же, какой он ее и запомнил – улыбчивой, добродушной, излишне разговорчивой, приветливой и хорошей женщиной с мягким голосом и искренне добрыми глазами, от которой так и веяло теплом.

Но сейчас Макару вдруг показалось, что она увидела в нем то, о чём вожатый не говорил. Учуяла его ложь и поняла, что ничего на самом деле у него не в порядке. И именно это так сильно его взбесило. В нем было слишком много того, о чём говорить Мак никак не хотел. Всё то, что сидело и тлело в нем долгие годы после того, как он покинул лагерь.

Он не хотел окунаться в прошлое. Больше никогда. Тем ироничнее, что именно то самое “течение времени”, к сожалению, вновь и вновь возвращало Макара в его воспоминания. Как бы он сам не пытался этого избегать.

Что ж… Он знал, что так и будет, и поэтому боялся возвращаться в “Ювенту” – живой памятник былой, куда более счастливой для него жизни, от которой теперь ни осталось и следа.

Пионеры из разных отрядов свободно шныряли по всей территории, щеголяя в брендовых футболках “Ювенты”. В отсутствии каких-либо мероприятий дети были рады посвятить себя безделью и полностью сосредоточились на сборе долгожданных подписей.

Цель у них была простая – собрать автографы всевозможных вожатых, хореографов, музыкального работника, физрука и вообще всех, кто вел их за собой через всю первую смену. Пионеры, одев футболку, купленную в сувенирном магазине, носили с собой маркеры и ручки, стараясь отловить в лагере любого из вышеперечисленных персон, кого только могли углядеть. Порою вокруг одного вожатого могла собраться целая толпа детей – чаще всего его личных фанатов и ярых поклонников – только лишь затем, чтобы он мог оставить на их футболке хоть какое-то напоминание о себе. В такие моменты вожатые чувствовали себя звездами на ковровой дорожке, и были готовы заниматься раздачей автографов хоть целый день напролет.

Вот и сейчас, когда очередная толпа обожателей обступила Нину и Никиту со всех сторон, желая получить их совместную подпись, Макар, проходя мимо этого противного ему зрелища, с трудом сдерживал свое отвращение. Всё это действо казалось ему глупостью, а поведение вожатых – еще и тщеславностью, которую питали наивные детские эмоции. Раньше, в первые свои годы в “Ювенте”, он и сам занимался подобным, но тогда Мак даже не мог представить, как всё это смотрится со стороны.

Теперь же он был рад тому, что сумел избежать участи хореографов. Хотя это не так уж и сложно делать, когда пионеры сами тебя избегают и не испытывают ни малейшего желания получить твою корявую подпись на своей драгоценной футболке.

Погруженный в свои мысли, Макар не глядя завернул за угол и налетел на одного из пионеров, чуть не сбив того с ног. Сдержав матерную речь, вожатый выпалил:

– Твою мать… Под ноги смотри! – по инерции выругался Макар, но затих, как только распознал в пионере Артура – того самого парня, которому он не так давно неудачно попытался помочь состыковаться с обожаемой им девчонкой.

– Извините – буркнул пионер, насупив брови. Такая внезапная встреча с вожатым была парню явно неприятна.