Но…

Ты же хотела ответов, Мар? Ты же хотела нырнуть до самого дна в поисках ответов? Держи, захлёбывайся.

Но я никогда не подумала бы, что Дубинин может сомневаться в себе. Он же скала. Нарушимый гранит, который придавит другого, но сам не треснет.

В браке я знала, что с Саввой ничего не страшно. Будут проблемы — он решит. Разберётся со всем.

Но…

Кажется, я никогда не задумывалась, что при этом внутри.

Разбирается с чем-то так же смело, как выглядит?

— Это… — в горле пересыхает. — Значит, у тебя был плохой опыт. Ты об этом мне не рассказывал. И что? Ждал от меня подвоха настолько, что решил жениться?

— Нет. И ты это знаешь. Но… Да. Когда появились малейшие сомнения — я за них ухватился. Неоправданно и неправильно. Но так получилось. И я хочу с этим разобраться. Хочу исправить всё. И слово даю, что подобного не повторится.

— И что? Я должна просто так простить? Напоминаю, я замужем. Тебя совсем не заботит штамп в моём паспорте? Никаких принципов не осталось?

— Мне хотелось бы сказать, что я жутко принципиальный, Мара. И эта безделушка на твоём пальце — она меня остановит. Но нет. Меня остановит только одно. Если я пойму, что шансов не будет. А судя по всему… Юра явно не твой мужчина. Или из него хреновый муж.

— Ты не лучше!

— Я, возможно, хуже. Как муж и отец — я облажался. Просрал всё, что мог иметь. Но я хочу это исправить.

— Зачем? Зачем тебе исправлять всё? Ты избавился от гулящей жены и…

— Подыхал.

Коротким словом Савва бьёт под дых. Я упираюсь поясницей в столешницу. Я делаю короткие вдохи, чтобы справиться с собой.

Воздух между нами наэлектризован. Искорки летают, больно жалят, врезаясь в кожу.

Нервы оголённым проводами оказываются. Потряхивает каждую секунду.

— Разве ты ещё не поняла? — он встряхивает головой. — Должен был испытать облегчение, а на деле — подыхал. Потому что «гулящая жена» не хотела гулять к черту из моей головы. Ты же морок наслала. Ты сидишь там постоянно. Ты… Знаешь, я бы сказал, что готов заплатить любые деньги. Гадалке, психологу или какому-то мастеру вуду. Лишь бы достать тебя из себя, нормально жить. Хотел бы, да… Нихрена. Знаешь, что было, когда я тебя с Балаболом этим увидел?

— И что?

Я не хочу знать. Мне этого не нужно знать! Но я словно загипнотизированная стою. Слушаю, поддерживаю этот разговор.

Не могу прервать. Связана изнутри.

— Я тогда был уверен в твоей измене, — напоминает Савва. — А всё равно хотелось его за шкирку оттащить. Потому что, мляха, не может он тебя касаться.

— Эгоист чертов! Два года плевать было…

— Да не плевать! Я же тебя ненавидел, Мара.

Савва делает шаг, но я этого не замечаю почти. Смотрю в его ореховые глаза, которые совсем черными стали.

Лишь редкий отблеск молний, пролетающих по воздуху.

— Так чертовски ненавидел…

Он опирается ладонями за мной. Наклоняется, оставляя между нами жалкие сантиметры. Выдыхает:

— А отпустить не смог.

— Я тебя отпускаю, — голос срывается. — Морок снимаю, иди с Богом.

— Так я пришёл, Марьям.

Я встряхиваю головой. Ощущение, что морок сейчас со мной играет. Путает, мешает сознание.

И не получается ничего нормально сказать. Голосовые связки просто перерезает.

Нежеланный разговор по душам просто ломает меня.

— К тебе и пришёл, Мара.

Мне хочется кричать и злиться. Хочется просто… Просто что-то ядовитое в ответ прошипеть.

Но…

Не получается. Не могу.

Я медленно моргаю. От того, что долго смотрю — в глазах начинает слезиться.

— Поздно пришёл, Савв.

У меня получается выдавить колкие слова. Только сначала они мне колючками горло раздирают. Цепляются.

Я не знаю, что со мной происходит. Но сейчас я себя чувствую… Опустошённой, разорённой каким-то наглым варваром.

Двери души нараспашку, всё видно. Нервы — оголённые провода, сердце — наизнанку.

— Знаю, — он серьёзно кивает. — Знаю, Мар.

Наши взгляды сталкиваются. В его карих глазах — заметно сожаление. Злость на самого себя. Вкрапления растерянности.

Я же посылаю свою боль, не скрываясь. Она же бьёт по тебе, да, Дубинин? Когда осознаёшь, как плохо — бьёт?

Бьёт.

Тогда смотри.

Дыхание тяжёлое и прерывистое. Невысказанное осадком в лёгких оседает, не позволяя освободиться до конца.