Татары и прочие представители традиционно исламских народностей, конечно, снаружи они стопроцентные комсомольцы-атеисты, спокойно трущили варёное сало, плававшее в супе вместо мяса, в общем-то тоже свиного, харамного. Евреев во взводе не припомню, уверен, точно также лопали бы свинину наравне со всеми.

Русские не держались свысока с представителями нацменьшинств, те тоже не выказывали никакой вражды к славянам. Армяно-азербайджанскую резню в Нагорном Карабахе или происходящее после две тысячи двадцать второго никто не воспринял бы даже в виде фантастики. Спой курсантам «Батько наш — Бандера, Україна — мати, ми за Україну будем воювати!», даже сами украинцы покрутили бы пальцем у виска. Потомки западенцев, воевавших против Красной армии, в авиационные училища вряд ли бы просочились.

Мы были разные, но единые.

Акбулатов, помню, ощупал меня пронзительными азиатскими глазками, проверил шнуровку и спросил:

— Ты — тот самый отличник, что посадил в дерьмо Шевкунова?

— Никак нет, товарищ капитан. Он сам выпрыгнул из исправного самолёта. А когда меня прижали на партсобрании, отбивался как мог.

— Помню. Присутствовал. Не желал бы себе такого подчинённого. В одном ты прав — самолёт нужно беречь и спасать до последнего.

— Так точно.

— Программу полёта знаешь. Ну, раз ты такой удалой, взлетай первым, я — ведомым. Ошибки подскажу по радио.

В какой-то мере ведомым сложнее. Приходится подстраиваться под впереди идущего. В реальном боевом вылете именно ведомый обязан крутить башкой да следить, чтоб не подпустить противника к командиру.

— Слушаюсь, товарищ капитан.

Взлетели. Сходили на пилотаж в зоне. Акбулатов что-то ворчал, не зная, к чему придраться. В следующий раз разошлись, он требовал атаковать его и стрелять, используя фотокинопулемёт и выписывая фигуры высшего пилотажа. Так налетали больше десятка часов.

Я обнаружил, и в том ничего удивительного, что капитан уж очень тщательно и осторожно, ровно по букве наставлений, гонял меня по горизонтальной петле и боевому развороту. Похоже, очень боялся, что курсант влетит в штопор и закончит боевой путь в виде костра в степи.

На земле поспорили. Конечно, я не хамил, считалось, что у Акбулатова огромный опыт и всё такое. Но не удержался.

— В бою надо выжимать из машины её возможности до капли. Товарищ капитан! Предлагаю в следующий раз разойтись и провести дуэльный бой. Кто первым поймает противника в фотопулемёт, сразу заявляет в эфире. На земле посмотрим плёночку.

Капитан, собравшийся было к офицерским хибаркам переодеваться, уставился на меня взглядом, по сравнению с которым взгляд удава на кролика — что нежность матери к ребёнку. Но разговор слышали технари, они точно молчать не будут.

— Ты берега попутал, сопляк?

— Никак нет! Стремлюсь проверить свой уровень подготовки в условиях, приближенных к боевым.

В Штатах, наверно, вся авиабаза делала бы ставки, не менее ста баксов на Акбулатова и в лучшем случае десять центов на меня. В Чебеньках ограничивались пачкой папирос.

Вообще удивляюсь, как командир полка допустил подобный вылет. Наверно, хотел показать всем, что курсантам не стоит себя переоценивать, тем самым обрубить неприятный шлейф от истории с Шевкуновым.

Капитан имел куда больший налёт, чем я в этой и в прошлой жизни вместе взятый. Но он не бывал во Вьетнаме, где лётчики на МиГ-17 крались на малой высоте и малом газу, едва не цепляя брюхом джунгли, а потом давали олные обороты, выпрыгивали из засады и расстреливали ничего не подозревающих наездников на «фантомах» и «тайгерах». Важно было справиться с самолётом, терявшим скорость на подъёме. И этот опыт у меня имелся, правда — на МиГ-21ПФ, когда судьбу боя решали мгновения. Если пилоты «фантома» засекут атаку, то поставят помехи, и на экране радиолокационного прицела — одно светлое пятно. МиГ-17 проще, прицел его пушек не сильно ушёл от применявшихся в Великую Отечественную.

Было самое начало июня, днём жарища, ветер, пылюка. Как не шуровали аэродромные по полосе, вычищая её, всё равно оставался неприятный шанс, что турбина засосёт какой-то мусор.

Поднялись, разошлись. Сближались параллельными курсами, в учебном бою лобовая атака строго запрещена и бессмысленна.

Я начал нерешительно, позволяя сопернику выйти себе в хвост, но не приблизиться на дистанцию прицельной стрельбы. Когда почувствовал — сидит крепко, включил домашнюю заготовку. Полный газ, форсаж, разгон. Ручку на себя, перегрузка вдавила в кресло, резко кабрирую, угол тангажа больше семидесяти. В переводе с авиационного на русский это означает, что самолёт идёт почти отвесно вверх, неизбежно теряя скорость, он же не ракета. Именно так во Вьетнаме прыгали вслед «фантомам», появляясь у них на радарах, когда избежать сближения уже невозможно.

Где Акбулатов? Молодец, вцепился, ползёт вверх с той же настойчивостью. Это не Вьетнам, соперник сзади, и там не приходилось в бою забираться столь высоко. Сказался помпаж, да и сверх десяти тысяч воздух разрежен, движок теряет тягу. У капитана тоже. Резво меня не нагонит.

Скорость упала совсем… Насколько я знаю, «колокол» на МиГ-17 не исполняли, только на поршневых, позже на истребителях четвёртого поколения и Л-39. Если не удержусь и свалюсь в штопор, высота позволит вывести машину в горизонталь, вот только капитан закончит выравнивание раньше и выберет оптимальную точку для расстрела.