Василий Харитонович, принявший доклад подбежавшего дежурного по части, узнал меня и поманил.

— Товарищ генерал-майор! Личный состав первой учебной эскадрильи несёт службу по уборке территории палаточного городка. Помощник командира взвода сержант Гагарин.

— Вольно, курсант. Гляди, кто со мной приехал. Городской торг выступил шефом училища, выделил краску освежить казармы. Директор торга Марат Владимирович выразил желание лично убедиться, что подшефные несут службу как полагается.

В глазах начальника училища прыгали бесенята. Он-то точно знал подоплёку происходящего и не удивился, когда Алла выскочила из машины, распахнув заднюю дверцу, бросилась ко мне и повисла на шее.

— Я — грязный, потный и пыльный! Платье испачкаешь! — только и сумел шепнуть в ответ, а хотелось говорить совсем-совсем другое…

— Ты и с крыши, Юра, слезал потный-грязный. Но всё равно — это ты, мой единственный!

— Гагарин! Увольнение — один час, время пошло. Только оденься и приведи себя в порядок, не позорь авиацию, — смилостивился бывалый лётчик-штурмовик.

Здесь нет кафе, куда можно пригласить девушку, или парка, где приятно просто погулять. Мы брели по степи, по диким травам, за пределами нашего стойбища они были невытоптанные и девственные, держались за руки и молчали. Потом, без всякого предисловия, я попросил:

— Дай мне точные сведения о себе и родителях, место и дата рождения, как правильно пишется место работы-учёбы и должность, в общем — всё для особого отдела. Сегодня же напишу рапорт на имя начальника училища о вступлении в брак. Если ты, конечно, не против. Выйдешь за меня?

Она положила мне руки на плечи.

— Но мы ведь, по существу, совсем мало знакомы. Ты меня любишь?

— Когда увидел тебя сегодня и чуть сердечный удар не получил от счастья, окончательно убедился: люблю. Очень.

Когда мы нашли в себе силы разорвать поцелуй, я посмотрел на часы. Осталось пятнадцать минут. Какой бы генерал ни был лояльный, опаздывать нельзя.

По пути к КПП завели разговор о делах практических.

— Я получила диплом. Должна начать работу фельдшером. Но тебя же отправят…

— За Полярный круг, на Дальний Восток, даже в космос. Дорогая, я пока не знаю назначения. Жить вместе мы сможем, только когда получу офицерское денежное содержание, то есть с ноября. Думаю, придётся расстаться где-то на месяц или полтора, обживусь на новом месте, выбью жильё для семейной пары. Тогда вызову тебя — приезжай. Но ты же понимаешь, сарайчик около папиного «москвича» покажется райским уголком по сравнению с первой конурой молодого лейтенанта в дальнем гарнизоне.

— Ты рассказывал. Я не в восторге, но буду терпеть сколько нужно. Вот только ребёнка на снегу за Полярным Кругом тебе не рожу.

— Всё образуется!

— Я знаю.

Когда белый «москвич» скрылся в пыли, едва проглотил ком в горле.

Юра положил мне лапу на плечо.

— У тебя всё сговорено? По лицу вижу — на мази. Влюблён как Пушкин в Наталью.

— Ну… да. И её родители не против. Даже папа, он хотел зятя повыше.

— Красивая девочка. Только очень худая. Как я её на тех танцах проглядел? Ростом подхожу, их семье приглянулся бы.

Я пихнул друга кулаком в бок, и мы пошли готовиться к очередной футбольной баталии. У него тоже наклевывалось в последний момент, но затянул, и на всё про всё останется месяц по возвращении в Чкалов-Оренбург, считая выпускные экзамены.

У меня же внутри что-то отпустило. Крутилась подлая мыслишка, дескать, замутил с Аллой только потому, что кандидат в отряд космонавтов должен быть морально устойчивым образцовым семьянином. Сегодня уверился — и правда хочу быть с ней долго-долго, независимо от самых честолюбивых планов.

Краска для училища, кстати, это очень хороший ход. Космонавтов просвечивают насквозь как рентгеном. Тесть-торгаш, это не очень хорошо, знатный хлопкороб смотрелся бы лучше. А вот попечитель авиации — совершенно иной коленкор.

Даже если с космосом сорвётся и облажаюсь, у меня построится нормальная семья. Не такая, как в прошлой жизни, распавшаяся. Когда треснуло самое незыблемое в мире — нерушимый Советский Союз, всё вокруг вдруг стало хрупким, неустойчивым. Миражом. Распадались самые прочные союзы, мой тоже не выдержал, и дальше я не женился. Не было уверенности в завтрашнем дне, а потом стал просто стар и не хотел ничего менять, дети выросли, им не нужна «вторая мама», да и с первой общались не столь часто.

Всё прошло, и это пройдёт, а в пятьдесят седьмом для меня только начиналось.