Алла потянулась за бокалами на верхней полке, произведя на меня двойное хорошее впечатление. Во-первых, решила налить вина. Значит, мой визит считает серьёзным поводом. Во-вторых, на миг открылась подмышка, проглянула через короткий рукав, она — бритая. Так что гигиена потихоньку пробралась и сюда, что удивило. Мы, мужчины, бреемся опасными бритвами. Станочек с лезвием — редкость. Думал, что привычка удалять лишние волосы пришла в СССР на несколько десятилетий позже. Оказывается, в этой глуши встречаются продвинутые девушки, приятно, что Алла — одна из них, хоть в тот момент даже не подозревал, насколько продвинутая и раскрепощённая.

— Кто начинает пить в четыре часа — настоящие алкоголики! — притворно возмутилась Гульнара Тимофеевна и с удовольствием хлопнула бокал сухого самодельного вина.

Я чуть пригубил.

— За встречу — до дна! — потребовала Алла.

— Не пью вообще. Глоточек — максимум того, что могу позволить. Только ради тебя.

Я рассказал как анекдот про коктейль «Шасси» и напиток «Массандра», обе посмеялись, Жека старательно мотал на ус, явно рассчитывая где-то блеснуть несвойственными пионерскому возрасту знаниями.

— А ещё какие коктейли?

Вопрошая, Алла кокетливо изогнула бровь, и так захотелось поцеловать её в этот изгиб…

— У полярных лётчиков в чести коктейль «Северное сияние». Не слышали? Нужно два стакана, в один наливается чистый авиационный спирт, в другой — вода, и обязательно присутствие интеллигентной компании в роли зрителей. Следует открыть окно и стать возле него. Воду выливаешь на улицу, спирт выпиваешь и закусываешь свежим арктическим воздухом. Ты хотела спросить: зачем выливать воду. Отвечаю: чтоб не портить водой спирт. А если серьёзно, в авиации спиться проще, чем в любом другом роде вооружённых сил. Пусть буду выпадать из коллектива, слушать презрительные «слабак» или «не уважаешь», но я хочу вырасти. Добиться высот. Без трезвости это не реально. Правда, не так весело, иначе накатил с утра двести грамм — и счастли-ивый… Алла, ты в аналогичном положении. Медицинский спиртик ничем не хуже, чем в гидросистеме шасси.

— Я тоже не пью. Практически. И папа.

Меня осенило.

— Он — мусульманин? Аллах не велит?

— Что ты… Папа — коммунист!

А глаза сказали — да.

— Ничего страшного в обращении в ислам или другую веру не вижу. Мама меня крестила в православие. В деревнях в Центральной России в тридцатые годы большинство селян крестило детей. И вот я — комсорг, продолжатель дела Ленина-Сталина-Хрущёва, в строевой части непременно вступлю в КПСС. Вперёд к коммунистическому будущему, товарищи по борьбе. Но божьи заповеди всё равно чту — не убий, не лги, не возжелай.

Гульнара подавила усмешку, но не до конца, взрослая женщина понимает, насколько сложно укротить молодые желания.

— А ты с парашютом прыгал? — абсолютно не в тему спросил Женька. Наверно, не терял надежды записать себе в актив знакомство с героем. Потерпи до двенадцатого апреля шестьдесят первого.

— Прыгал пять раз! — такова сумма прыжков прежнего Гагарина. — Поверь, лётчики вообще не любят парашютные прыжки.

— Боишься?

— Конечно. Знаешь анекдот про парашютиста?

— Не-а! — у пацана загорелись глаза.

Я стравил им один, очень бородатый. Молодой курсант отказывается прыгать, говорит старшине: мне мамка приснилась, сказала, что парашют не раскроется. Старшина: глупости, бери мой. Молодой прыгает, над ним распускается купол, мимо камнем проносится старшина с воплем: твою мать и твой парашю-у-у-т…

В училище над ним ржали. Мои слушатели только вытаращились.

— И он разбился? — ахнул Женька.

— Как же можно об этом шутить! — возмутилась Гульнара Тимофеевна, это странное сочетание азиатского имени с русским отчеством стало привычным.

Пришлось оправдываться.

— Потому что мы привыкли смотреть смерти в глаза. Без преувеличения и хвастовства. Потому и шутим шутки, другим не всегда понятные.

— Мама, это ещё что… Девочка из наших в училище рассказывала, к ней сватался один из авиационного. Так и спросил: «Согласна стать моей вдовой?»

— Что она ответила? — поинтересовалась Гульнара Тимофеевна.

— Вышла замуж за зенитчика, — Алла чуть прищурила один глаз. — Ну, нет. Лучше год счастья с любимым, чем двадцать пять лет по гарнизонам абы с кем. Мама! У девушки из Чкалова только два пути выбраться из этой дыры, пусть помаявшись по гарнизонам: выйти замуж за лётчика или артиллериста.

— Закончить училище и поступать в Москву в мед? Не вариант?

— Нет, Юра. Девочки хотят замуж. Такова наша природа. В двадцать один поступать в Москву? Во сколько же закончим? Там ещё интернатура. А в тридцать выходят замуж лишь повторно, очень мало кто. Рожать поздно.

Я глубоко вздохнул.

— Аллочка! Мы в одинаковом положении, в шахматах его называют цейтнот. Мне, быть может, немного проще. Холостяк и в тридцать — жених. Но без женского тепла сойду с ума. Тебе поздно откладывать замужество. Прости за прямоту, я всё верно сказал? Тогда обещаю: не трачу твоё время зря. У меня самые серьёзные намерения. Кстати, в подобной ситуации находятся ещё несколько пацанов во взводе, сговорились с девушками, но не успели подать рапорты начальству и заявления о регистрации брака. Комполка и начальник училища неумолимы: до октября никаких жениханий. За конец мая, лето и сентябрь они из нас, полуфабрикатов, должны выковать настоящих боевых пилотов истребителя. Увольнения редки, коротки и только в ближайший посёлок. Мой случай уникальный. Алла, Гульнара Тимофеевна, хочу использовать шанс по полной. А вы уж решайте, нужен ли такой красавице коротышка с перспективой отправки в дальний гарнизон.