— Им тоже плохо, да? — спрашиваю и чувствую, как меня буквально трясёт.

И пусть с ними Артём и Игнат, мне от этого не легче.

Горин приподнимает бровь.

— Нет, им всё по кайфу.

— Да тебе-то откуда знать?! — дёргаюсь и нервно оглядываюсь. — Отвези меня обратно! Сейчас же!

— Видел их, — он не сбавляет скорость. — Чуть безбашенные, правда. Но ничего критичного. Каждый год одно и то же. Подсовывают дурочкам-первокурсницам вот такое шампанское, а потом пользуют их, как хотят.

Руки дрожат, от переживаний не нахожу себе места, но Горин больше ничего не добавляет. Непроницаемым взглядом смотрит на дорогу.

А я стараюсь успокоиться. Ничего ведь, по итогу, страшного не произошло. С девчонками их ребята, а Горину я, как ни странно, верю. Каким бы самодовольным мажором он не был, ничего плохого он мне не сделает. Иначе не дал бы в морду тому придурку.

Внезапно понимаю, если бы не Егор, была бы я сейчас неизвестно где и неизвестно с кем. И непонятно, что тот парень мог со мной сделать.

То есть, что мог сделать, наоборот, абсолютно понятно. Не до такой же степени я "ромашка", как считает мажор.

Закрываю глаза и мысленно костерю себя, на чём свет стоит. Ну вот зачем я пила? Да ещё целый стакан! Девчонки по глотку сделали, а я… Где были мои мозги? Повелась на пузырьки… Блин, ромашка-дурашка! Дорвалась до взрослой жизни…

— Спасибо, что помог… И вообще… — бормочу и бросаю на Егора короткий взгляд.

— Что, ромашка, осознала весь масштаб катастрофы? — хмыкает он, даже не повернув головы.

Краснею. Он мои мысли читает, что ли?

— Нет, просто… То есть, да… То есть… — окончательно смущаюсь и замолкаю, чувствуя, как внутри растёт ощущение неловкости. — …В общем, спасибо. Я тебе ещё за одежду должна, я отдам обязательно…

Он недовольно хмыкает и слегка качает головой.

— Не обсуждается!

Нет, я не хочу быть должна. Я отдам, только попозже…

— Проехали, — зло бросает он и снова замолкает.

Ну, вот как можно с ним нормально разговаривать? Откидываюсь на подголовник и отворачиваюсь к окну.

В салоне тихо, слышен только мерный шум мотора и редкий шорох дворников, убирающих влагу с лобового стекла. Смотрю на мелькающие фонари и окна домов. За стеклом будто другой мир — холодный, стремительный, чужой. А здесь, в машине, тепло и спокойно.

В голове бродят разные мысли. Мне рядом с Гориным почему-то уютно и безопасно, хотя, по всем раскладам, его я должна бояться больше других. Слишком резкий, слишком уверенный, слишком сильный. Да и взгляд его… будто затягивает меня… И я под ним теряюсь и становлюсь пластилиновой.

И всё же, боюсь ли я его? Нет. Но с некоторых пор я понимаю, чего он от меня хочет, и что я дать ему не могу. Не могу… Не могу…

Мысли текут медленно, плавно, и постепенно всё вокруг словно замедляется и замирает. Слабость и переживания вечера наваливаются разом, утягивая в тишину и покой.

Мир за окном становится всё размытей. Глаза сами собой закрываются, и я даже не успеваю заметить, как засыпаю.

Мне хорошо. Легко. Меня кто-то обнимает, нежно прижимая к твёрдому и вкусно пахнущему телу. Пальцы мягко скользят по волосам, словно успокаивая, и каждое прикосновение дарит уют. Чувствую тёплое дыхание у виска и тихие, почти неразборчивые слова у самого уха:

— Что ж ты меня так зацепила, ромашка?.. Гордая, наивная… хорошая, милая, нежная… красивая, удивительная девочка…

Слова словно обволакивают, манят поддаться им, ответить, а осторожные, едва ощутимые поцелуи дарят негу.

Но где-то внутри противный дребезжащий голос настойчиво бубнит:

"Нет, Соната, ты никогда не будешь с ним, не смей даже думать о нём!"

И я не могу удержаться от слёз.

— Я не могу… Не могу… Нельзя… — шепчу, и горячие капли текут по щекам.

Слышу чей-то тяжёлый вздох, объятия крепчают, становятся почти болезненными. Глубоко вздыхаю, и ощущение тепла пропадает.

Медленно выплываю сна.

Открываю глаза и вижу, что сижу в машине. Горин облокотился на руль и молча смотрит на меня. Его взгляд кажется слишком пристальным, слишком тёмным. И весь он какой-то уж слишком… сжатый, подобравшийся, будто хищник, готовый для прыжка.

Осматриваюсь, стараясь унять смятение. Машина стоит на стоянке метрах в пятидесяти от общежития.

— Сколько времени? — голос хрипит, будто я плакала.

Провожу ладонями по лицу и чувствую влагу. Щёки мокрые. Плакала? Во сне? Почему?