По крайней мере, я такого не помню.

– Я буду хорошо себя вести, – слышу я собственный голос. Отвечаю бессознательно, поскольку научилась за все эти годы.

– Превосходно.

Она пересекает зал, я же направляюсь в свою комнату.

На втором этаже поместья по традиции расположены покои членов семьи. Раньше я тоже здесь жила. Но когда отец начал все чаще пропадать в путешествиях, Хелене вдруг понадобилась отдельная комната, где можно рисовать на холсте, а в моей спальне оказалось самое лучшее освещение.

«Теперь ты живешь здесь», – эхом доносится до меня голос Джойс из прошлого, и я вхожу в темный коридор, ведущий в мое новое место обитания. Зажигаю огарок, который взяла у сестер, когда меняла свечи в их спальнях, и огонек освещает потрескавшуюся штукатурку на стенах, а также крошащийся камень, лучше всяких слов говорящий о том, как на самом деле обстоят дела в поместье.

Хорошего мало. По правде говоря, денег не хватает, чтобы содержать дом в надлежащем состоянии. Я делаю все, что в моих силах, – в память о матери… и чтобы отцу, если он однажды объявится, было куда вернуться. Однако Джойс заботят лишь ее комнаты и помещения общего пользования, где бывают визитеры. На то, чтобы поддерживать внешний лоск, денег хватает. Все остальное она, по-моему, сожгла бы без сожалений.

Моя спальня расположена в самом конце коридора. Всю ее заднюю часть, от стены до стены, занимает кровать с подушками и одеялом. Мой старый книжный шкаф, тоже слишком большой для этой комнаты, почти пуст, а редкие предметы, которые стоят на полках, имеют лишь практическое значение. К шкафу прислонена дорогая сердцу вещь – лютня.

Я тут же направляюсь к ней, но на полпути замираю. Если начну сейчас играть, кто-нибудь непременно услышит. Такое чувство, что у Хелены слух как у собаки. Она протестует всякий раз, как я беру в руки инструмент и «заставляю ее выносить» хоть одну ноту.

Хотя Лаура время от времени слушает. Мне будет не хватать тех ночей, когда сестра, набравшись храбрости, прокрадывалась сюда и подпевала во время моей игры. За много лет она единственная слышала мою музыку.

Вздохнув, я поворачиваюсь к шкафу и с удивлением обнаруживаю внутри новое платье. Ну как новое… Хелена надевала его два года назад на весенний бал. Всего раз, так что атлас еще сохранил первозданный вид. Я провожу руками по маслянисто-гладкой ткани. Этот наряд слишком отличается от моей повседневной одежды. Похоже, его выбрали намеренно, чтобы высокий вырез скрыл шрамы на моей спине.

Набравшись смелости, я иду в ванную на верхнем этаже. В качестве небольшого протеста. Но лучше так, чем мыться чуть ли не в кипятке, обжигая кожу. По большей части именно я нагреваю и таскаю воду для ванн Джойс и сестер, и на то, чтобы наполнить собственную, сил попросту не остается.

Покончив с мытьем, я осмеливаюсь даже порыться в косметике Хелены и выбираю мягкие румяна для щек, чтобы подчеркнуть глаза цвета грозового неба, и темно-красную помаду, оттеняющую рыжий отлив моих каштановых волос.

В результате я превращаюсь в новую девушку с тщательно уложенными локонами, которые каскадом спадают на плечи и спину. Такой прической гордилась бы даже Джойс. Может, если бы я выглядела так каждый день, отец никогда не женился бы на этой женщине?

Джойс вышла за отца, будучи вдовой. Со стороны они смотрелись гармоничной парой: оба с маленькими дочерьми в лице меня и Хелены и примерно одинаково обеспеченные материально, поскольку от первого мужа Джойс унаследовала неплохое состояние в виде редких серебряных рудников на севере. До которых могли добраться только корабли моего отца.

Я быстро раскусила ее игру, только вот отец никогда не замечал притворства жены. Он так ничего и не понял до самого конца, когда однажды уехал и больше не вернулся. Отец любил Джойс, она «спасла его», вытянув из глубин отчаяния, в которое он погрузился после смерти матери. Потом родилась Лаура, свет их очей, некое связующее звено в нашей маленькой разобщенной семье.

Осторожно ступая по скрипучим половицам, я прокрадываюсь в свою бывшую спальню, окно которой расположено на фасаде поместья. Из него открывается вид на подъездную дорожку, которая вдали соединяется с главной дорогой, ведущей в город. Как и следовало ожидать, у входа стоят три экипажа. Из двери поместья выходит мужчина в цилиндре, обменивается парой слов со своим кучером, и они уезжают.

Интересно, как он относится к женитьбе на девушке, которую даже ни разу не видел? Похоже, положительно, раз приехал сюда, чтобы сделать предложение.

Хотя, может, мы с моим будущим мужем уже встречались? Пересекались где-нибудь в городе или на балу? Я тут же содрогаюсь, вспомнив о развратном графе Грейвстоуне, который пялился на нас с сестрами во время наших первых сезонов в обществе. И молюсь, чтобы он не решился попросить моей руки. Ну или сестер, когда настанет их время. Такого несчастья я не пожелала бы даже Хелене.