По сути, вот это всё можно было и не делать. Я мог бы поинтересоваться у директора до которого часа будет открыта школа, занять свободный класс, и засесть в нём изучать личные дела ребят. А перед уходом зайти в наш кабинет, аккуратно пробраться и закрыть окна. Да, следы останутся. Но их можно закрасить уже после того, как основная площадь добротно высохнет, ничего страшного не случилось бы.

Но у меня сработал тонкий расчет: посмотреть на свой класс в деле, так сказать, чтобы получше узнать каждого. Увидеть, кто чем дышит, кто как себя ведёт в нестандартной ситуации, послушать, понаблюдать, предоставив парням и девочкам свободу действий.

В принципе, мои ожидания оправдывались. Ученики пусть немного, но раскрылись передо мной. Да и отношения в классе между ребятами считывались. Радовался же я тому, что классная руководительница Ольга Николаевна сумела за столько лет сдружить класс. Ребята фыркали, возмущались, огрызались, но никто не ушёл домой, обвинив девочек в непродуманности. Весь класс остался, чтобы решить проблему. Пусть и пустячную, но всё-таки…

После строительства дороги из стульев, после закрытия окон и уничтожения следов «преступления» с помощью закрашивания этих самых следов, мы дружно перетаскали на второй этаж парты из нашего класса, чтобы подготовить фронт работ на следующий день.

Потом решали, кто сможет прийти завтра в школу, чтобы занести столы в кабинет. Все парни трудились в родном колхозе, Девочки, включая Лену Верещагину, тоже. Вот только актриса наша всё лето помогала маме в библиотеке, чаще прогуливая, чем работая. Это выяснилось в процессе обсуждения планов на следующий день.

Оказывается, староста класса и летом оставалась старостой, вела учёт и прочий контроль. Так что от её строгого взгляда никто и ничто не могло укрыться. В результате короткого собрания постановили: или Лена вместе со всеми ребятами проходит трудовую практику в колхозе, где скажут. Или поступает в полное моё распоряжение и под контроль завхоза товарища Бороды.

Верещагина, не раздумывая, заявила, что она как все, в колхоз. На том и порешили.

Насчёт класса на завтра я дал отбой. Парни хотели прибежать в обеденный перерыв, чтобы расставить столы. Но, подумав, мы решили, что вряд ли краска успеет полностью высохнуть. И чтобы уж наверняка не поцарапать свежее покрытие, договорились собраться в пятницу в обед или вечером, и вместе дружно навести в классе полный порядок.

Даша Светлова обещала забежать и проинформировать меня, на какое время ребята и девочки сумеют договориться, чтобы их отпустили закончить классные дела. Да-да, именно так и сказала: проинформировать. Похоже, растёт в моём классе будущий партийный работник.

Разошлись мы глубоко после полудня. Точнее, я отпустил своих десятиклассников, сам же остался в школе, попросил у директора личные дела и принялся изучать характеристики. Честно говоря, чем больше читал, тем больше убеждался: придирается Степан Григорьевич к моим ученикам, не такие уж они хулиганы. Ну да ладно, с этим разберёмся.

— Егор Александрович, что-то вы засиделись, — заглянул ко мне Свиридов. — А ведь обещались сегодня в бухгалтерию заглянуть, — укоризненно покачал головой Юрий Ильич.

— Забыл, завтра с утра непременно зайду, — покаялся я.

— Как вам ребята? — полюбопытствовал директор.

— Хорошие, — искренне ответил я, не раздумывая.

— Хорошо, да, это хорошо, — пытливо вглядываясь в моё лицо, — кивнул Юрий Ильич. — Ступайте-ка вы домой, Егор Александрович, отдохните хорошенько, а завтра…ах да… завтра вы на встречу с Ольгой Николаевной, — вспомнил Свиридов.

— Я могу отложить, если нужно.

— Нет, нет, поезжайте, — не согласился Юрий Ильич. — Характеристик что? Бумажки. А Оленька Николаевна вам подробно всё обскажет, слабые места, сильные стороны… — улыбнулся директор. — Всё, до свидания, Егор Александрович!

— До свидания, — я поднялся, собрал папки с личными делами учеников, сдал их Свиридову и отправился домой.

А дома меня ждал сюрприз, о котором я совершенно позабыл в суматохе школьного дня.

— Чой-то ты припозднился, Егор Ляксандрыч, — посетовал Митрич, завидев меня возле калитки.

Я невольно вздохнул: если честно, совсем позабыл, что дядь Вася обещался заглянуть вечером в гости. Хотелось тишины и покоя, крепкого сладкого чая с баранками и посидеть на крыльце, наслаждаясь неторопливым вечером после импровизированного душа.

— Добрый вечер. Василий Дмитриевич, — поприветствовал я гостя.

Желудок вдруг заволновался, забурчал. По двору разливались умопомрачительные ароматы жареной рыбы. Я сглотнул и только сейчас сообразил, насколько голоден.

— Мой руки и к столу, — с довольной улыбкой проворчал Митрич и захлопотал у стола, нарезая пополам крупные блестящие помидоры и пупырчатые огурцы, укладывая перья зелёного лука.

Я кивнул и молча направился в дом, чтобы переодеться и вынести на улицу тазик с ковшиком. Обливаться я приноровился в саду возле старой искривлённой яблони. Как говорится, и ей хорошо, и меня с дороги никто не видит.