Шрифт:
Степанида Михайловна утёрла губы краешком платка.
— Рецидив? — уточнил я.
— Точно! Этот самый и есть! — радостно откликнулась баба Стеша. — Вовремя Серёжка-то привез Зину.
— Сердце у неё… — Митрич внезапно заговорил без запинок. — Давно говорил: поезжай в райцентр, в больничку… И Зинка ей велела… А она ни в какую… Как, говорит, я вас двоих оставлю на хозяйстве? Выписала ей таблетки, уколы нужные… Любаня её исколола всю… А вон, вишь, чего, не помогло, однако, — сокрушался дядь Вася. — Жива, говоришь?
Василий Дмитриевич умудрился ухватить Степаниду Михайловну за руку, сжал крепко и теперь заглядывал ей в лицо, дожидаясь ответа.
— Жива, говорю. Что ж я тебе, врать, что ли, буду? Вот ещё! — фыркнула баба Стеша, но руку не отняла. — Любка с ней сидела… сейчас вон и Зинаида подоспела. Она ещё тебя, ирода, переживёт! И права будет! — безапелляционно заявила Степанида. — Ты ж с неё все соки попил, окаянный! И ты, и Серёжка! Неслух! — припечатала соседка. — А всё ты, старый пень! Распустил парня! Делает что хочет, а бабке кто по хозяйству поможет?
— Так, я… — вскинулся было Митрич.
— То-то и оно — ты-ы-ы… — язвительно протянула Степанида Михайловна. — А-а-а, что уж там, все вы одним миром мазаны, окаянные… Хорошо, живы, и то хлеб… — баба Стеша вздохнула и замолчала, уставившись в открытое окно.
На улице послышался рёв мотороллера, и буквально через минуту на порожке застучали каблучки, в комнату влетела растрёпанная Зинаида Михайловна.
— Где больной? — без стука вваливаясь в комнату, с порога выдала фельдшерица.
— Так вот он, туточки лежит, болезный, — засуетилась баба Стеша. — Ступай сюда, Михална, присаживайся. Егорушка, табуреточку поставь под чемоданчик-то, — попросила соседка, обернувшись ко мне.
— Сейчас, — я немного затупил, пытаясь сообразить, под какой чемоданчик нужен стул, потом увидел в руках у Зинаиды саквояж с красным крестом на боку, и метнулся на кухню.
Поставил у кровати, заработал благодарный взгляд докторши и вернулся к окну. Там мы и стояли со Степанидой Михайловной, наблюдая за работой фельдшера.
— Ну что же вы, Василий Дмитриевич, — покачала головой Зина, доставая из сумки стетоскоп.
— Маша… как… — проскрипел Митрич, пристально вглядываясь в лицо девушки.
— В порядке, Мария Фёдоровна. Скорую я вызвала, повезём в больницу. Теперь помолчите, — строго велела Зинаида Михайловна.
Мы все затаили дыхание.
— Не поедет она, — огорчённо крякнул Василий, когда фельдшерица закончила прослушивать его сердце. — Ни в жисть не поедет. Хозяйство у нас, огород… Мы ж всем семейством день-деньской на работе пропадаем, а кто за курями приглядит? Огород польёт? Не поедет, — с тоской в голосе повторил Митрич.
— А Марию Фёдоровну никто спрашивать и не будет! — категорично отрезала Зинаида. — Сказано в больницу, значит, всё, нечего! Лечиться! Вот вылечат, потом за курями и присмотрит!
— Так потом-то они помрут, Зиночка Михална, — встряла в разговор Степанида. — Без пригляду какая живность выживет? Перемрут все.
— Ничего, внук покормит, — докторша не собиралась сдаваться. — Хотите, чтоб померла? Пожалуйста! Ещё один такой приступ, и всё! Можете одалживать у Степаниды Михайловны гроб!
— Какой гроб? — встрепенулась баба Стеша.
— Тот самый, — отчеканила Зинаида. — В котором вы помирать тренировались.
— Да я просто… — к моему великому удивлению, соседка покраснела и смутилась. — Ну, дура я старая, что уж… — вздохнула Степанида. — Не подумала… Ты уж прости меня, Егор Александрович… Учудила вона в твоём дому…
— Не переживайте, Степанида Михайловна, — поторопился успокоить я разволновавшуюся соседку. Не хватало ещё, чтоб и она слегла.
— Да уж, и ведь взрослые люди! Передовики! — строго зыркнув на нас с соседкой, проворчала Зинаида. — А потом удивляются, чего это внуки у них такие хулиганы.
— Чего это хулиганы? Серёжка не хулиган. Так чудит помаленьку. Так молодой, и ветер в голове! Я ему спуску не даю, ты не думай, Ляксандрыч, — заволновался Беспалов старший, пытаясь приподняться на кровати и увидеть меня.
— Да лежите уже, Василий Дмитриевич, — приказала фельдшерица. — Спуску он не даёт. Кто на той неделе у Петровых яблоки в саду обнёс?
— Не он это, — пошёл в отказ Митрич. — Шпана малолетняя. Серёжка взрослый, ему такое зачем? Что ли у нас яблок во дворе нету?