В груди тяжелеет. Меня словно прошивает невидимыми нитями осознание того, что с каждой нашей встречей с этим ангельским ребенком, мы будто все ближе друг к другу привязываемся. Но сказать по правде, я не могу идентифицировать свои чувства. Что это? Если у нас с Мишей действительно зайдет все слишком далеко, то как быть с Юлей? Готова ли я быть с ней настолько близка? Стать ей, той самой… Мамой? Смогу ли? Получится? А что, если для этой маленькой девочки я стану подобием Толика – самым страшным кошмаром? Отвратительной мачехой!

Лежащий на столе телефон оживает. Миша. Рука идет мелкой дрожью и покрывается холодным потом. Пальцы покалывает и жжет, как от мороза, и я не могу двигаться. Полнейший ступор. Отчетливо понимаю, что мне страшно до головокружения. Так вот, она какая, паническая атака.

А телефон все разрывается…

– Ларис, все в порядке? – доносится сбоку голос Ирины Дмитриевны. – Ты очень бледная.

– Да, простите, что-то мне… нехорошо.

Подхожу к столу и плюхаюсь в кресло. Прикрываю глаза. И жду, когда мое сердце перестанет рикошетить толчками пульса к горлу.

– Лариса, что произошло? – спрашивает, вошедший в кабинет Максим Валерьевич. – Ира зашла ко мне и сказала, что ты плохо себя чувствуешь.

– Прости, видимо, переволновалась, – говорю то, что первым приходит на ум.

Он подходит совсем близко, до меня доносится приятный и ненавязчивый аромат его парфюма. Он тянет руку и касается моего лба.

– Прохладная, температуры нет. На вот, – тянет мне пластиковый стаканчик с водой. – Выпей.

– Спасибо, – говорю, внезапно осипшим голосом.

– Лариса, я сейчас собираюсь уезжать, давай докину тебя, ты вроде недалеко живешь.

– Угу, спасибо.

Всю дорогу просто смотрю на экран телефона и не знаю, что написать Мише, а перезвонить сама не решаюсь. Раз пять набираю сообщение, но в итоге стираю, а мой историк то и дело поглядывает на меня с озадаченным видом.

– Какой у тебя номер дома?

– Вот тут, пожалуйста, сверни направо, потом прямо и сразу упремся в мой дом.

– Понял. Правда, все хорошо? Выглядишь на самом деле не очень.

– Да, все в порядке. В субботу буду огурчиком.

– Беру с тебя слово, – подмигивает мне, останавливается и быстренько выскакивает, огибает машину и открывает дверь с моей стороны. – Прошу, – подает руку, чтобы помочь мне выйти.

– Максим Валерьевич, как галантно, – улыбаюсь, сквозь головную боль и вкладываю свою руку в его. Выхожу и буквально врезаюсь взглядом в черный автомобиль Миши.

“Да, чтоб тебя!”, – проносится в голове, ведь я уже знаю, что последует за этим.

Дверь открывается и Гора-Горыныч вываливает на улицу.

– Ну как? Голова не кружится? Нормально себя чувствуешь? – квохчет вокруг меня Макс. – Ларис? – заглядывает в глаза, затем ведет по направлению моего взгляда головой и наконец, замечает Мишу.

– Здравствуйте, Михаил! – расплывается в наивной улыбке и отступает на шаг назад.

Миша подходит, руки в карманах джинсов, сам хмурый, на приветствие моего историка просто кивает.

– Привет, Миш, – пищу, глядя на него снизу вверх.

– Почему на звонки не отвечаешь?

– Я…

– Ларисе сегодня стало плохо на работе, – защебетал Макс, за что я ему премного благодарна. Ощущение, что в горле сейчас еж застрял. – Я вызвался довезти ее до дома, но теперь могу спокойно передать ее в ваши руки. Вы понаблюдайте за ней.

Миша переводит взгляд с Максима на меня и обратно. Вновь кивает и, наконец, говорит:

– Хорошо, понаблюдаю. Спасибо вам.

Мужчины пожимают друг другу руки, и Максим Валерьевич уезжает.

– Что с тобой? В аптеку надо? – по голосу слышно, что еще зол, но вместе с тем, есть и нотки беспокойства. Подходит ближе, сначала молчит, но в итоге все-таки взрывается, и мы уже по какому-то однотипному сценарию начинаем ругаться...

__________

* Things around us (с англ. ) – вещи вокруг нас.

** Пен (англ. pen, a pen) – ручка.

Лара

– Черт, Мур! Ну, какого хрена, а? Почему, когда я тебе звоню, ты не отвечаешь, зато к этому сладенькому спокойно в тачку ныряешь? Что у тебя на этот раз? Бля, мне эти качели уже знаешь где… Я же просил, просто говори, что не так, – продолжает он наседать уже в квартире.