– Не ори.

– Не ору, – Миша тут же делает свой голос на пару октав ниже. Ходит как неприкаянный зверь из угла в угол. – Тебе реально плохо стало или все же дело во мне? Говори как есть.

– Это вновь мои тараканы.

– Да я уже понял, что мне досталась дамочка с причудами. И? Что на этот раз?

– А вот это уже обидно, Ми-ша! – делаю акцент на его имени. – Когда ты просишь говорить как есть, то просто не понимаешь, что возможно не захочешь чего-то слышать.

– Говори, – подходит и берет меня за локоть. – Мураш, я жду. Сорян, но этот дядя уже давно вырос, и в детских играх ему неинтересно участвовать.

– Ты сам на это напросился, потом не обвиняй меня, – тихо говорю. – Да, сегодня я, впервые глядя на твою дочь, в полной мере, осознала, насколько ответственно то, куда мы с тобой несемся! Летим без тормозов. Одно дело если бы ты был один и я одна, но есть еще один маленький, но очень важный человек – твоя Юля. Она все больше привязывается ко мне, а я к ней. Но не знаю, не уверена…

– В чем ты не уверена? – он смотрит на меня настолько ледяными глазами, что я вновь начинаю трястись всем телом. – В чем ты не уверена, Ларис? – давит уже совсем на грубом тоне. – Ну?

– Смогу ли я… – голос начинает предательски хрипеть. – Стать для нее кем-то родным.

Все. Сказала. И повисла долгая, мучительная тишина.

Миша отходит к кухне, достает из шкафчика стакан и наливает в него воду. Осушает почти залпом, а затем с силой швыряет его в раковину, и тот громко разбивается.

– Сука! – выдает сквозь зубы. На меня не смотрит. Тут же открывает дверцу под мойкой и достает мусорное ведро, в которое начинает скидывать осколки стекла. – За это компенсирую, – бросает мне.

– Не надо.

Мне кажется, что лицо Миши стало сероватого оттенка. Губы шевелятся в немой речи, а затем он закусывает нижнюю губу, усмехается и запинывает ведро обратно под мойку. Моет руки. Разворачивается ко мне и опирается о край кухонного гарнитура. С шумом выдыхает. Сжимает руками края столешницы.

– А ведь я тебе изначально предлагал отношения без обязательств. Без игр в настоящую семью, а ты мне что? У нас разные цели… Ля-ля-ля тополя... Как ты там лечила? Это ж ТЫ хотела все по-серьезному, а теперь все, сдуваемся как шарик? – выдыхает и опускает голову. – Пиздец...

– Миш. Я не хочу однажды стать для Юли монстром, как когда-то для меня стал мой отчим.

– Где ты и где Толик? Ау? А знаешь что? Я, пожалуй, процитирую твои же слова: “Научись любить, если сможешь”. Мне кажется, что это относится и к тебе Мурашка. И поверь мне, тот, кто любит, никогда не станет монстром, о котором ты говоришь. Нашла с кем себя сравнивать.

– Я хочу быть с тобой и к Юле притягиваюсь. Вы стали дороги мне, но я боюсь, – слезы собираются на глазах и крупными каплями срываются с ресниц. – Сегодня на работе коллега подумала, что я и Юля родственницы, и даже сравнила нас как маму и дочь. И… и все, меня тут же накрыло. Миша, я ведь даже не знаю, что такое нормальная мама! – срываюсь на крик. – У меня ее, проще сказать, и не было, и отца не было. Только ублюдочный отчим, который... – затыкаюсь, понимая, что нахожусь на грани того, чтобы вывалить на Мишу всю мерзость своей жизни. Нет, не могу рассказать такое.

– Ч-черт! – тихо бросает он, тут же рвется ко мне и заключает в объятия. – Ты уже не как они только потому, что рассуждаешь об этом. Да и вообще, как ты могла сравнить себя со своей недоматерью и уж тем более с Толиком? Мур, да и я сам кипятком ссусь от нервяка. Потому что боюсь, что ты слиняешь от нас и Юлька будет страдать потом, что потеряла тебя. Думаешь, мне просто? Думаешь, я не прокручиваю сутками в своей башке все самые дерьмовые варианты исхода событий наших отношений?

– Тебе тоже страшно? – выдаю на шепоте, прислушиваясь к его сердцу.

– Очень. Она самое дорогое, что у меня есть. А не так давно появилась и ты, та, от которой я также теперь не готов отказаться.

Сталкивается взглядами и все, накрывает чем-то диким. Хочется вжаться в него, слиться в единое целое и никогда не разделяться. Миша ведет рукой вниз, ныряет под рубашку, находит застежку бюстгальтера и ловким движением расстегивает его.

– Утром еле сдержался, сейчас все. Прости, Мур, но ты так и просишься, чтобы тебя наказали за все мои нервы.

Гора подхватывает меня и утаскивает на диван. Не очень ласково кидает на него и заваливается сверху, попутно сдирая с себя футболку-поло. Накрывает мои губы жадным и глубоким поцелуем. Шаря руками по взбудораженному телу.

– Долбанные тряпки, – ворчит в нетерпении. Задирает вверх мою юбку, которая скручивается поясом вокруг талии. Снимает через голову рубашку и бюстгальтер, который так и болтался на мне расстегнутым. И я остаюсь в одних лишь трусиках.

– Мур, все, я не могу больше терпеть, – Миша привстает на колени, быстро дергает ремень. Затем чертыхается и встает с дивана.

Звук расстегивающейся молнии на ширинке, шуршание ткани по коже, еще шуршание. Боюсь даже голову повернуть в его сторону. Часто дышу, елозя по дивану и сжимая ноги. Миша вновь накрывает меня своим телом. Только сейчас это контакт двух обнаженных людей. Кажется, что вся моя кожа горит и готова в любой момент начать плавиться. Внизу живота скручивается тугой узел, а клитор до боли напряжен и требует касаний, трений, совокупления двух организмов. Сжимаю ноги еще сильнее и чувствую, как от этого движения, спереди на трусиках появляется мокрое пятнышко. Миша, словно почувствовав это, запускает руку вниз, проникает под тоненькую ткань и погружается в мою влажную гавань.