Я наклонился, чтобы вытереть кровь с лезвия о его рубашку, но оставил оружие у себя. Мне не нужно было ждать, пока он умрет. Раны, которые я нанес, были достаточными, а мои знания о том, как нанести смертельный удар, — точными. Этого ублюдка когда-нибудь найдут, несомненно, завтра, но это будет просто еще один труп, найденный в Десолейшене без каких-либо зацепок.

Выйдя из переулка, мне следовало бы отправиться домой, чтобы смыть с себя смерть и насилие, но я направился в противоположную сторону, к единственной женщине, которую должен был оставить в покое.

Через пять минут я стоял в тени возле дома Лины и смотрел в окно, которое, как я знал, было окном ее спальни. Когда я выяснил ее адрес и в какой квартире она живет, то неоднократно проходил мимо. Я превратился в преследователя, которым никогда не был.

Из одного из многочисленных полуразрушенных домов доносились звуки музыки, в воздухе витал запах затхлого дыма и автомобильных выхлопов. Я подошел поближе к редкому на вид дереву на грани гибели на заднем дворе здания.

Направляясь к дереву, я не отрывал взгляда от окна спальни Лины. Луна была достаточно яркой, чтобы освещать заднюю часть дома, что позволило мне увидеть ее крошечную фигуру, двигающуюся за простыней.

Я все еще держал нож в ладони, на моих руках и одежде засохла кровь этого ублюдка. Адреналин гудел в моих венах — кайф, за который наркоман готов убить.

И они убивали. И я убивал.

Мне не следовало находиться здесь, рядом с ней. Мне не следовало преследовать ее, но я хотел защитить ее. Я хотел убедиться, что нападение на нее не причинило большего вреда, чем я знал.

Я не понимал, что со мной происходит, и должен был оставить ее в прошлом так же легко, как и все остальное. Но потом эта уязвимая, крошечная женщина неосознанно вклинилась в мою жизнь, пересекаясь с голодным волком. И когда я стоял там, желая лишь одного — войти к ней, сказав, что она моя, — я понимал, насколько это опасно для нее. Для меня.

Я знал, как опасна она для меня.

И даже если бы мне следовало оставить ее в покое, выкинуть из головы и из своей жизни, я знал, что результат всегда будет один и тот же.

Завтра вечером я отправлюсь в закусочную. Я буду наблюдать за ней, разговаривать с ней. Я ничего не мог с этим поделать, потому что, по правде говоря, впервые за все время моего жалкого гребаного существования у меня появилась слабость… и это была Лина.

И, да поможет ей Бог, я не хотел быть сильным.

5

Галина

Мне были знакомы страх и прилив адреналина. Он был спутником моей жизни, сколько себя помню. Так почему же меня трясло после нападения? Почему мне было трудно дышать при воспоминании о его руках на моем горле? Почему мое зрение из четкого превратилось в расплывчатое, не позволяя сосредоточиться?

Я выдохнула, потрясла головой, чтобы прояснить ее, и обнаружила, что хожу по своей спальне, не в силах усидеть на месте, чувствуя, как мне чего-то не хватает, как будто какая-то неотъемлемая часть меня осталась там, в переулке.

В Вегасе.

Я остановилась в центре комнаты и посмотрела на свои руки. Они все еще слегка дрожали, и я хмуро смотрела на них, крепко сжимая пальцы, пока от вдавливания ногтей в ладони не ослабла ярость внутри меня.

Я бы никогда не позволила страху и ощущению потери контроля над своей жизнью завладеть ею, даже если бы у меня были силы быть сильной.

Я сглотнула, боль и першение в горле напомнили о том, что этот засранец впился своими толстыми пальцами в мою кожу, а его ногти просто раздирали мою плоть. Я высвободила пальцы из зажатой клетки, зашла в ванную и включила свет: флуоресцентная лампочка надо мной замерцала, а потом, наконец, успокоилась и осталась гореть.

Я слышала, как электричество проходит через лампочку, и это было достаточно громко, чтобы заглушить мои противоречивые мысли.

Я загибала пальцы вокруг раковины желтого цвета, вся ванная комната напоминала что-то из каталога интерьеров семидесятых годов. Я наклонилась вперед, зеркало передо мной треснуло в углу, по краям проступили паучьи сетки.

Женщина, смотревшая на меня, была знакомой, но в то же время чужой. Она привыкла к ужасам жизни. Но когда я заглянула в свои голубые глаза, то увидела правду. Я была пуста. Я была такой очень долгое время.

Почему-то я вспомнила темноволосого мужчину в закусочной. От его взгляда во мне росло что-то теплое и необычное, его внимание было настолько сильным, что я чувствовала, как он протягивает руку через расстояние и приближает меня к себе. Это было безумно, нереально и очень опасно. Я не могла допустить мысли о том, чтобы завязывать подобные связи. Я не могла допустить, чтобы меня узнали таким образом.

Мой взгляд опустился к горлу, где с одной стороны начали образовываться синяки размером с четыре пальца, а с другой — след от большого пальца. Я посмотрела на свои руки, ненавидя, что они все еще дрожат, и подняла их, чтобы потрогать следы.