Птолемей сохранял молчание.

— Так мы обескровим нашего противника и выявим слабые места в его обороне, а уже потом навалимся всем числом и разбросаем корабли «северян» по космосу… — продолжал увещевать Джонс своего несговорчивого патрона. — Необходимо заставить Дессе первым пойти ва-банк и втянуться сражение в невыгодной ситуации. Тогда наша победа будет неизбежна…

— Мы превосходим флот Дессе по всем параметрам, в этом сомнений никаких, — уверенно ответил на это Птолемей Граус, указывая на цифры своих и вражеских кораблей. — Численность, огневая мощь, качество техники — все говорит в нашу пользу. С таким подавляющим перевесом на нашей стороне нет нужды в излишних ухищрениях и тонкостях. Грубая сила и массированный натиск решат исход боя…

— Подождите, сэр, — пытался остановить первого министра Илайя…

— Если я начну атаковать его «линию», каждый раз небольшими силами, то в каждой такой атаке буду терять в несколько раз больше вымпелов, чем обороняющаяся сторона. Это вы прекрасно знаете, вице-адмирал, это закономерность… — продолжал настаивать первый министр. — На узких участках фронта огневая плотность защитников всегда будет выше. Фокусируя весь огонь на атакующих, они смогут наносить нам несоразмерные потери. И эти потери будут тем больше, чем меньше сил мы будем привлекать для каждого удара. При этом может статься, что мы вообще не выявим слабых мест в построении «Лиса» Дессе, зато сами понесем очень большие потери. Вице-адмирал Джонс, стратегия прощупывания и изматывания противника хороша, когда силы примерно равны и командующий не уверен в своем превосходстве. Но когда ты заведомо сильнее врага, подобная осторожность лишь развеет твой перевес и затянет сражение. Нет, мы должны действовать решительно — собрать армаду в кулак и одним страшным ударом покончить с этим самозванцем и бунтовщиком!

— Потери в кораблях в любом случае будут серьезными, — не отступал Илайя Джонс, пытаясь переубедить первого министра не рубить с плеча. В его голосе звучала неподдельная тревога и озабоченность. Как опытный космофлотоводец, он понимал, что безрассудная атака на подготовленную оборону противника, пусть и ослабленную, грозит обернуться катастрофой. Сотни кораблей и тысячи жизней могут быть потеряны в одночасье, если не подойти к делу со всей тщательностью и осмотрительностью.

— Господин первый министр, вы назначили меня своим помощником и начальником авангарда, зачем, если не слушаете моих советов? — продолжал настаивать американец, глядя прямо в глаза Граусу. В его взгляде читалась решимость отстаивать свою точку зрения до конца, даже если это будет стоить ему должности или расположения начальства. Преданность делу и профессиональная честь были для Джонса превыше всего.

— Я слушаю вас и слышу, вице-адмирал, — перебил его Птолемей, поднимая руку и показывая тем самым, что он не желает спорить, — но сейчас, очевидно, что тактика боя, избранная мной, будет более эффективной… В голосе первого министра звучали нотки раздражения и нетерпения. Он явно не привык, чтобы его решения подвергались сомнению, особенно со стороны подчиненных. Уверенность в собственной непогрешимости и безграничной власти застилала ему глаза, мешая здраво оценить ситуацию.

— В чем же она заключается? — сдерживаясь, спросил Илайя. Только железная выдержка и годы службы помогали ему держать себя в руках перед лицом этого начальственного самодура. Но внутри у него все клокотало от негодования и дурных предчувствий. Он видел, что Птолемей ведет флот к погибели, но был бессилен что-либо изменить.

— У Поля Дессе один слой обороны в его построении, — нервно отвечал первый министр, раздраженный тем, что этот тугодум Джонс не понимает очевидных вещей. — Он максимально растянул корабли по пространству, опасаясь окружения, и даже не удосужился вывести навстречу свою передовую группу, чтобы хоть как-то смягчить наш первый навал. Птолемей говорил быстро, с жаром, словно стремясь убедить не столько собеседника, сколько самого себя. Он упивался своей мнимой прозорливостью, видя в действиях противника лишь проявления слабости и страха.

— Поэтому мы атакуем немедленно, всеми имеющимися силами. Обладая тотальным численным перевесом, союзный флот рано или поздно прорвет эту тонкую «линию» обороны Дессе и зайдет ему в «тыл»… — продолжал разглагольствовать Граус, все больше распаляясь и повышая голос. В его глазах горел фанатичный огонь, а на губах играла торжествующая улыбка. Казалось, он уже видел себя победителем, триумфально въезжающим в столицу на белом звездолете.

— Кстати, почему данного адмирала называют «Северным Лисом»? Если это прозвище дано Павлу Петровичу за его хитрость и тонкий нюх в планировании боевых операций, то это явное преувеличение. Старик очень предсказуем в своих действиях, которые сумел просчитать, даже я, абсолютно гражданский человек, не имеющий специального военного образования… — продолжал ерничать первый министр, откровенно издеваясь над противником. Его переполняла спесь и самоуверенность. Он не желал признавать ни заслуг, ни талантов своего визави, считая того жалким трусом и недотепой.

— Я знаю адмирала Дессе и его тактику в секторе сражения достаточно, чтобы не согласиться с вами, сэр, — дипломатично ответил Илайя, удивленный недалекостью и легкомысленностью рассуждений первого министра. Вице-адмирал лишь покачал головой, поражаясь тому, как быстро власть и вседозволенность развращают людей, лишая их разума и осторожности. Он понимал, что спорить дальше бесполезно — Птолемей уже все решил и не отступится от своего безумного плана.

— Вот сейчас и проверим, кто из нас прав, мистер Джонс, — пожал плечами Птолемей и объявил о начале общего наступления… Его голос разнесся по эфиру, вселяя в сердца одних — уверенность и предвкушение скорой победы, в сердца других — тревогу и обреченность. Военная машина, запущенная безрассудным приказом, пришла в движение…

Первыми пошли в атаку на врага сводные имперские дивизии Птолемея. Их, как командующий авангардом, повел лично вице-адмирал Джонс. Сто с лишним крейсеров и линкоров огромной волной накатились на своих, некогда бывших товарищей по оружию, теперь сражающихся по другую сторону. Силы, и атакующего, и обороняющегося флотов в данный момент времени оказались примерно равными. Две армады сошлись в смертельной схватке среди холодных и безжизненных просторов космоса. И те, и другие были полны решимости биться до последнего корабля, до последнего человека…