— Клава, где вы взяли мою фотографию? — спросил он.

— Когда-то командир взвода послал меня убрать в вашем блиндаже. На столе лежали фотографии с печатями. Я взяла одну.

Ее голос напомнил Рощину провинившуюся девочку, и ему стало смешно.

— А я ее искал, — рассмеялся он.

— Давайте считать, что вы мне ее подарили? — предложила Клавдия.

— Давайте.

— Садись, Анатолий. Русский обычай встречать гостей вином, — пригласила Огурцова.

Рощин почувствовал, что было не вино, а разбавленный густым фруктовым сиропом спирт. Клавдия сидела напротив. Он рассказывал ей о Федорчуке, Варове, Новожилове, о девушках. Клавдия удивлялась, что все они теперь «начальники». Умолчал Рощин только о Вале, но Клавдия сама спросила о ней:

— Что же о Вале ничего не рассказываешь?

Но в это время из кухни донесся вначале стук в дверь, потом громкий мужской, голос:

Клава, разреши?

В дверях стоял Зудилин. Хотя Рощин знал от Курочкина о его «воскрешении», он сейчас был поражен.

— Костя! Зудилин! — воскликнул он.

— Вот как! — злорадно бросил Зудилин, засовывая руку в карман. — Батарейных мало?

— Уходи отсюда! — сердито выкрикнула Клавдия.

— Эх, ты, орденопросец! — зло выдохнул Зудилин, — меня в штрафной, а сам сюда!

— Перестань болтать и убирайся вон! — грубо оборвала его Клавдия.

Рощина все это покоробило. Он схватил с комода свою фуражку, надвинул на глаза и почти выбежал из дома.

— Анатолий! — донесся к нему крик Клавдии… Разжав кулак, Рощин взглянул на измятую фотографию: «Вещественное доказательство любви, заверенное печатью и подписью», — криво усмехнулся он.

— А-а, черт! — выругался он, заметив только теперь, что стоит в воде.

Выбравшись на то место, где стояла Сергеева, он долго стоял, в раздумье, наконец медленно побрел к батарее. Мокрая одежда неприятно знобила тело, отяжелевшая плащ-палатка стесняла движения. Рощина все это злило.

«Собственно, зачем я аду? Что я могу сказать ей?» С полдороги Рощин возвратился к автомашине…

6

За несколько дней до пасхи мадам Кислицына через Долгополова известила супруга, что он ей крайне необходим. Эта неожиданность очень обеспокоила генерала. Несмотря на мерзкую погоду, Кислицын выехал на дачу.

Дача главкома находилась на окраине Харбина, в живописной рощице на берегу Сунгари. Генерал наезжал сюда редко. Но «харбинская Венера» как между собой называли мадам Кислицыну эмигранты, жила здесь почти безвыездно. Окруженная свитой генеральских адъютантов, порученцев и просто светских ловеласов, она чувствовала себя на даче лучше, чем в Харбине. В городе она появлялась только в праздники, помпезно обставляя свои выезды. Беспокойство не покидало генерала всю дорогу.

Супруга оказалась вполне здоровой. Несмотря на полдень, она лежала на софе в расстегнутом пеньюаре и просматривала пасхальник. На туалетном столике кучей были свалены ее наряды. Сверху лежал яркий мужской галстук.

Лениво поцеловав Кислицына в подставленный лоб, она заметила его остановившийся на галстуке взгляд.

— Это мистера Свенсона, — пояснила она. — Я ему для безопасности уступила твой кабинет.

— Он здесь? — испуганно спросил Кислицын.

— Здесь, Жорж. И очень тобой недоволен. А нам так нужны, мой Наполеон, его доллары.

— Что ему нужно?

— Пройди в кабинет. Он тебе лучше расскажет.

Да-а, ты знаешь, что русские уже под Берлином, а американская авиация вчера почти уничтожила Токио? — как бы между прочим спросила она.

— Знаю, знаю, мамочка, — рассеянно потрепал ее генерал по пухлой щеке и вышел.

Предусмотрительность супруги нравилась и беспокоила Кислицына. Он боялся, что неопытность в служебных интригах может погубить ее и навлечь гнев японцев на него.

Свенсона он застал за просмотром своих бумаг. При его входе полковник быстро встал и любезно раскланялся.

— Простите, ваше высокопревосходительство, что в такую скверную погоду потревожили вашу старость, — с тонкой иронией извинился он. — Но война не щадит даже покоя великих полководцев.

— Что вам угодно, полковник? — сухо спросил Кислицын, опускаясь в кресло, не поздоровавшись.

Он чувствовал раздражение и цепкий взгляд полковника. Раздражение готово было разразиться бурей, но взгляд отрезвлял сознание, напоминая, что Кислицын у него в руках.

— Я до сих пор не имею сведений, производилась ли переброска войск Квантунской армии после денонсации пакта? — медленно закуривая и любуясь догорающей спичкой, проговорил Свенсон.

— Через князя Долгополова я отвечал вам, что нет.

— Почему капитан Маедо утверждает, что переброска должна состояться?

— М… Маедо?! — крайне удивился Кислицын. — По распоряжению генерального штаба на остров Таракан подлежало отправке из Центрального Китая шесть дивизий, но после поездки генерала Ямада в Токио господин Умедзу отложил этот маневр.

— Почему?

— Точно его замысел неизвестен, но предполагается, что эти соединения в ближайшие месяцы будут переброшены к границам России.