Шрифт:
Спустившись к подножию, группа остановилась у ручья. Мужчины жадно припали к холодной воде. Седой освежил лицо лежавшему на носилках. Тот тихо застонал и облизнул сухие губы.
— Уже дома, — стараясь напоить раненого из пригоршней, проговорил седой.
Неожиданно из-за кустов по другую сторону ручья вынырнуло трое вооруженных.
— Сы Дуч! — радостно воскликнул один из них, по виду старший.
Он перепрыгнул через ручей и крепко пожал руну седого. Взглянув на юношу, он вдруг воскликнул испуганным шепотом.
— Ван! Сын мой! Что они с тобой сделали?
— Успокойся, отец! — отозвался надтреснутым голосом юноша. — Видишь, я жив и держу оружие.
— Где Ким Хон? — спросил Сы Дуч.
— Командир и лазарет в доме полицейского управления, — ответил старший. — Мать видел? — спросил он Вана.
— Нет, отец. Меня схватили, как только я зашел к Сы Дучу.
Отряд Ким Хона насчитывал теперь около двух тысяч бойцов и маневрировал не волчьими тропами, а по дорогам и селам, уничтожая разбросанные по деревням японские и маньчжурские полицейские войска.
Узнав о вступлении Советского Союза в войну с Японией, Ким Хон понял, что нужно делать что-то большое, более важное, чем уничтожение японских полицейских. С этим он и послал Вана к коммунисту Сы Дучу. Он знал, что Сы Дуч только на днях возвратился с партийного съезда.
Через час Сы Дуч и Ван сидели у Ким Хона, пили горячий чай и вели неторопливый разговор.
— Мне передали товарищи, Ким-Хон, что Народно-освободительная армия переходит в генеральное наступление, — быстро говорил Сы Дуч, поддерживая растопыренными пальцами пиалу с чаем. — В Дунбэе по решению партии переходят в наступление все партизанские отряды.
— А другие войска? — спросил Ким Хон.
Ой сидел на раскинутом японском ватном одеяле. Его левая рука была перевязана, на лице бугрился свежий шрам.
— Гоминдановцы, Ким Хон, все больше перерождаются в антинародную силу. И Чан Кай-ши и его генералы Пан Бин-сюи, Мын Чжи-чжун и другие юлят, как лисицы. Им с народом не по пути. Они его боятся и ненавидят больше, чем японцев.
— Теперь русские взяли на себя Квантунскую армию, и японцам будет не до игры с гоминдановцами, — проговорил Ким Хон. — Ты видел, как бегут японцы? — вдруг спросил он и уставился пристальным взглядом на собеседника.
Сы Дуч опустил чашку на одеяло и молча качнул головой.
— Я уверен, что война с Японией вступила в решающую фазу, и мы должны сражаться в тесном контакте с Советским Союзом.
— Но Советский Союз договаривается с Чан Кай-ши, — неопределенно заметил Ким Хон.
— Не с Чан Кай-ши, а с Китаем, — возразил Сы Дуч. — Советский Союз видит государство и народ, а не того, кто временно его представляет… Отряды Дун Бэя объединяются. И знаешь, кто назначен командующим? Линь Бяо!
— Линь Бяо? — переспросил Ким Хон, и довольное выражение скользнуло по его лицу. Было видно, что это имя знакомо Ким Хону.
— Я много слышал о нем от своего помощника, — после долгого раздумья проговорил Ким Хон. — Завтра выступим на соединение с отрядом Линь Бяо.
— С народной армией, Ким Хон, — поправил Сы Дуч.
— Ты пойдешь с отрядом?
— Нет, Ким Хон! Мне приказали остаться в Муданьцзяне.
8
Десятого августа, по настоянию премьер-министра барона Судзуки, собралось чрезвычайное заседание Военного Совета и кабинета министров.
Премьер был в отчаянии. Ему казалось, что дни империи сочтены. Американцы применили какую-то новую варварскую бомбу — атомную, уничтожившую треть населения и шестьдесят пять тысяч Жилищ Хиросимы: Жизнь города была парализована. В коридоры военных госпиталей пришлось втиснуть семьдесят тысяч раненых детей, женщин, стариков. Мысль о возможном крушении династии приводила Судзуки в ужас, а постоянное напряжение вызывало психическое расстройство. Ночами барон не спал, свет луны раздражал, вой сирен и вопли обезумевших людей бросали в ярость.
Теперь, когда определилась позиция России, премьер-министр решил либо настоять на принятии условий Потсдамской деклараций, либо сложить с себя полномочия. Сильный флот России может появиться в японских водах и воскресить трагедию броненосцев «Ретвизан», «Цесаревич», «Петропавловск», крейсера «Паллады» и падение Порт-Артура. Промедление с прекращением войны могло привести к гибели не только столицы и правительства, но даже августейшей фамилии. Армейская клика не хотела этого понимать. Возглавляемая военным министром генералом Анами и начальником генерального штаба Умедзу, группа военных убедила государя продолжать войну до почетного мира не только с англо-саксами, но и с Россией.