Как-то после госпиталя Рощин надумал оборудовать в батарее «комфортабельную» баню и даже выбрал для нее подходящую землянку.

После обеда, забрав с собой Ошурина и Федорчука, Рощин повел их осматривать выбранную для бани землянку.

— Ну как, прорабы? — спросил он.

— Ничего, добре. К вечеру будэ готова, — доложил Федорчук.

— К вечеру? Не подведете? — не поверил Рощин.

— Все будет в порядке, товарищ старший лейтенант. Зроблю не баню, а рай. Хоть самому генералу товарищу Савельеву мыться.

— В помощники сколько и кого выделить?

— Человек трех хватит, — подумав, ответил Федорчук, — людей-то мало в батарее. Только Петра Варова, хоть он и хлипкий, обязательно назначьте моим помощником.

— Хорошо, Денисович. Идите, готовьте команду — и за работу.

Они вместе направились к блиндажам. Около землянок вычислителей проходил вразвалку Калмыков. Заметив его, Рощин осуждающе качнул головой. Тот, поравнявшись с упавшей на снег с ветки мерзлой гимнастеркой, поддал ее ногой.

— Товарищ Калмыков! Ко мне, — окликнул Рощин, Калмыков медленно, словно нехотя, приблизился.

— Красноармеец Калмыков! — небрежно махнул он рукой вместо приветствия.

— Товарищ Калмыков, вы почему не заправлены, как положено?

— Как не заправлен? — недоуменно спросил шофер.

— Нет ремня поверх шинели, не подвязана шапка, верхний крючок расстегнут.

Калмыков молчал, держа руки по швам. Рощин терпеливо смотрит на него. Подтянутая, даже щеголеватая внешность старшего лейтенанта, очевидно, смутила Калмыкова: хотя и медленно, он принялся приводить себя в порядок.

— Теперь поднимите гимнастерку, — приказал Рощин.

— Так это же девчат! — воскликнул Калмыков и по лицу Рощина понял, что сказал не то.

— Эх вы, Калмыков! Это гимнастерка бойца. А вы: девчата!

Калмыков виновато отвел глаза.

— Больше этого не будет, товарищ старший лейтенант. Разрешите идти?

— Идите.

Калмыков поднял гимнастерку, повесил ее на сук и зашагал к землянке.

Выждав, пока Федорчук и Ошурин скрылись в тамбуре, Рощин оглянулся кругом и подошел к висевшему на ветках обмундированию. Он отыскал гимнастерку с нашивками младшего сержанта и ножом осторожно срезал с петлиц сделанные ниточками знаки различия. Затем, достав из кармана шинели металлические треугольнички, принялся старательно привинчивать их к петлицам. Он не слышал, как из землянки выбежала в накинутой шинели Сергеева. Она сначала нахмурилась, заметив Рощина около своей гимнастерки, потом разглядела, что он делает, и тихонько ушла назад.

Занявшись осмотром оружия и боезапасов, Рощин только под вечер выбрал время, чтобы проверить работу Федорчука. Когда он вошел в землянку, Федорчук и Варов уже кончили кладку печи. Сложенная из серого дикого камня, она занимала половину землянки и очень напоминала паровоз. Сходство дополняли выступавшие сверху два торца железных бочек.

Заметив Рощина, Федорчук спрыгнул откуда-то из-под потолка и рявкнул во всю силу, своего баса, очевидно, чтобы услышали и работающие снаружи.

— Смир-р-рно!

Опустив выпачканные глиной, руки, он с видимым удовольствием отрапортовал:

— Товарищ старший лейтенант, команда бойцов кончав оборудование бани! Докладуе старший Федорчук! — бросил ан свирепый взгляд на улыбавшегося Варова.

— Вольно! А кто же младший Федорчук?

— Гм, ошибся. Треба було сказать: старший команды, — смутился Кондрат Денисович.

— Ну, добре, — сказал Рощин. — А как с дровишками?

— Скоро нарубят.

— Идемте, посмотрим.

— Есть! Варов, бери, устанавливай вьюшку!

— Все будет в порядке, товарищ старший Федорчук, — отрапортовал Варов и полез на «паровоз».

Через минуту оттуда послышалось сопенье и невнятные междометия. Наконец, сердито проворчав: «Из меня печник, как из медведя — пианист! Не лезет проклятый феррум». — Варов швырнул самодельную вьюшку на землю.

— Здравствуйте, товарищи! — донесся от дверей голос Сони Давыдовой: — Кто это там железками бросается? А Калмыкова нет? — назвала девушка первую попавшуюся фамилию.

— A-а, Сонечка! — обрадовался Варов и спустился вниз. — Я сейчас вам все объясню и на все ваши вопросы дам исчерпывающие, научно обоснованные ответы. — Он протянул Соне облепленную глиной руку: — Здравствуйте. Ах, простите, я забыл снять перчатки!.. Да, так вот. На второй вопрос! Калмыков только что соизволил вылететь в трубу. Так сказать, в мировое пространство. Я ему доказывал, что это нецелесообразно и не совместимо с его должностью. Но что поделаешь? Гордыня!

— Ох и болтун же ты, Петя, — засмеялась Соня.

— Не болтун, а поэт. Вот, пожалуйста: экспромтом: «В землянку, где мучился Петр-симпатяга, ворвался луч солнца — Соня… гм… миляга».

— Сам ты миляга, — обиделась Соня. — И вообще, Петя, ты многое себе позволяешь.

— Сонечка! Это же поэтические искания-рифмы. Я же еще окончательно не остановил своего выбора, какую утвердить, — поспешил заверить Варов и переменил тему: — Конечно, я больше изобретатель, чем поэт! Вот моя мечта, — он показал на печь. — Правда, Федорчук исковеркал весь стиль.