После обеда дневальный Варов громко объявил:

— Линейный взвод отстрелялся на «отлично». Вычислители, из-за Огурцовой, — на «посредственно»: Какие будут предложения?

— Утвердить! — отозвались бойцы.

— Тогда приготовиться к построению. Направление — к артиллеристам! — закончил Варов.

Разведчики шумно направились к выходу.

— А вы, товарищ водитель, соизволите идти на занятия по материальной части? — ехидно спросил Варов сидевшего около печки Калмыкова.

— Мне эти занятия нужны, как твоему языку двигатель, — отозвался Калмыков. — Дневалишь — и дневаль себе, а не транслируй.

— Есть дневалить! — козырнул Варов. — Я понимаю, конечно, ваша стихия — моторы, баллоны, прерыватели без искры. Но вы не имеете права не знать смежную специальность…

— Нет, имею полное право не идти! Какая такая смежная специальность? Я шофер первой, руки. Мне смежность не нужна, — но, заметив вошедшего в землянку старшего сержанта Ошурина, Калмыков быстро встал и направился, к выходу.

— Поторапливайтесь, товарищ Калмыков. Задерживаете строй, — предупредил Ошурин, догадавшись по лицу Варова о содержании их разговора.

— Я про эти пушки сам могу не только рассказать любому, а тенором спеть… — бурчал Калмыков.

Увидев в строю повара Кривоступенко, он стал рядом и спросил:

— И ты, значит, пушками интересуешься?

— А чего ж? Дело нужное. Без этого, я тильки повар, — усмехнулся Кривоступенко. — Для бойца в первую очередь — вооружение.

На огневые позиции артиллерийского дивизиона разведчики пришли, когда там орудия уже накрывали чехлами. Разгоряченные, с вспотевшими лицами, но довольные и оттого веселые артиллеристы встретили разведчиков шутками:

— Интеллигенция пожаловала!

— Смотрите, рукавицы не испачкайте…

— За банником пришли — в баню собираются!

— На выучку, значит, пожаловали? — стрельнул глазами на Калмыкова смуглый боец. — Конечно, если сами не дошли…

— Не на выучку, а на изучение смежной специальности, — перебил его Калмыков. — А пушку мы эту знаем до винтика.

Смуглый подмигнул товарищам.

— Вполне даже может быть, нужно только проверить, — с серьезным видом сказал он.

Шофер насторожился: у орудия он был всего раза два.

— Покажи-ка, дорогой товарищ, где у орудия дислоцируется мушка?

Не разгадав старой артиллерийской шутки, Калмыков сделал шаг орудию. Артиллеристы притихли. Но Федорчук не мог допустить конфуза батарейца.

— Цэ каждый знае, шо у орудия нэма мушки, — как бы невзначай обронил он. — А на вашем може и есть: не пушки, а пистолеты… Вот под Каменушкой стоит дивизион, там пушка! — продолжал он, доставая кисет. — Раз чуемо: шумлять. Приходим, а в стволи собака. Зализла и давай сало лызать. Воны ее пугнули с дула, вона к казеннику. Пугнулы с казенника, вона к дулу. Ах так!

Заложили снаряд и як бахнуть! Так вона двадцать верст летыть и гавкае, летыть и гавкае.

Все засмеялись, а Федорчук с серьезным видом тянул козью ножку. Появился Рощин. Ошурин быстро выстроил батарейцев.

— Занятия проведем так, — объявил Рощин. — Первый час — артиллеристы покажут работу. Следующий час работать будем сами.

С орудия сняли чехлы. Молодой щеголеватый лейтенант, взглянув на притихшие расчеты, громко скомандовал:

— По местам!

Артиллеристы бросились к орудию.

Разведчики не успевали следить за работой расчета. Балагуривший вначале Калмыков умолк и весь подался вперед. Он то нетерпеливо поводил плечом, то одобрительно кивал головой.

К концу занятий подшутивший над Калмыковым смуглый боец, взвалив на покорную тележку снаряд, покатил ее к орудию? Но неожиданно оступился и, ударившись подбородком о тележку, упал, на его лице показалась кровь.

— Огонь! — раздалась команда лейтенанта.

Но затвор орудия оставался открытым, ствол не шелохнулся.

— Снаряд… снаряд! — вдруг громко крикнул Калмыков и схватил с тележки шестипудовую махину.

— Товарищ! — испуганно остановил его лейтенант. — Погорячился… — пересохшими губами пробормотал Калмыков.

Смуглый медленно поднялся:

— Выручил, служба, спасибо!

5

Петляя глухими извилистыми тропами, Ли Фу к утру добрался к подножию Гранитной гряды. Пристально осмотревшись, он прислушался, но ничего не уловил, кроме своего дыхания да шелеста прошлогодних листьев на дубах.