– Так ты и не человек в полном смысле слова, а, как и мы, – чудики. Странная ты, Ива, у канцеляристов и зарплата побольше, и на пенсии без санаториев и домов отдыха не оставляют, и сидят они чистенькие в костюмчиках, а не по канавам да затонам очередной труп выискивают. Сидела бы в кабинете при костюме, а не в говне ковырялась.

– Почему ты не пошел? Мало того, что по параметрам подходишь, неглупый сам по себе, так еще и службу у Его Величества прошел, да не где-нибудь, а в элитном гарнизоне.

– Я… – Эльги замолчал, а затем смущенно улыбнулся и ответил: – Спасибо за «неглупого». Мне, к тому же, в отличие от тебя, пришлось бы года три на дальних рубежах Империи отбарабанить, а тут у меня семья, своя стая.

– Если бы еще раз тебе предложили в канцеляристы пойти, пошел бы? – когда они уже почти подошли к таверне, спросила Ива, чуть повышая голос из-за гомона толпы на площади.

– Нет, – качнул он головой. – Да и старенький я уже. Тебе, если предложат во второй раз пойти, не дури, соглашайся. Ты умная девка, Ива, не страдай ерундой. Не всю же жизнь тебе по трупам ездить. Выгоришь и не заметишь.

– Сказал тот, кто вприкуску с бутербродами разглядывает фотографии расчлененных трупов, – хмыкнула Ива, когда они уже вошли в теплую, напоенную миллионами запахов корчму.

– Я – другое дело, а ты, Ива, девушка. Молодая девушка. Такая работа, ты уж прости, не для вас. У тебя ж с личной жизнью полный ноль, и канцеляриста ты своего прогнала непонятно почему.

Ива чуть было не задохнулась: то ли от возмущения, то ли от смущения. Первое – из-за того, что подробности ее личной жизни благодаря вездесущей, падкой на сплетню Хельге знают все, а от второго – потому что в личную жизнь она пускает только проверенных людей, а Эльги был совсем не тем, с кем бы она хотела обсуждать, почему она рассталась с Хендрихом.

– Ну вот… – протянул мужчина, по-волчьи сузив глаза, в которых плясали чёртики. – Наша Ивушка засмущалась. Не письки у трупов на выезде ее смущают, а банальный вопрос о наличии мужика. Ну или отсутствии.

– Хочешь посплетничать со мной обо мне же? – сощурила глаза Ива, на что тот рассмеялся и, по-дружески толкнув ее в бок, произнес:

– Да ну брось ты! Ну что, я не понимаю, что ли? Я бы на правах старшего товарища не подпустил бы тебя к этому… Ну как его… Генрику?

– Хендриху, – спокойно отозвалась Ива, подзывая официантку и заказывая себе поздний ужин из овощей и рыбы. От выпивки Ива, как и всегда, отказалась: еще с малых ногтей вбила себе истину в голову – ментальная ведьма всегда должна быть трезва, какая бы попойка вокруг не происходила.

– Я, пожалуй, выпью эфольхарсткого меда. Уж больно он у них вкусный, особенно на смородине. Есть у вас на смородине? Ну вот и отлично, – когда же официантка отошла, приняв заказ, он повернулся к Иве и спустя минуты молчания произнес: – Ты не обижайся, ладно. Много кто о тебе судачит. Ты хорошая девушка, Ива, правда… Нам просто жаль.

– Жаль? Чего же вам жаль? Да и чего вы все прицепились к моей личной жизни? – Ива едва сдержалась, чтобы не поморщиться.

– Жаль, что такая хорошая девка пропадает зря. Ну вот, кого ты тут найдешь? Забулдыгу какого-нибудь, да, ну, может, ведьмак какой проскочит мимо, так этих же за хвост не поймать – всю жизнь в дороге. Ты у нас еще годик отработаешь и привыкнешь к такой жизни, когда среди ночи на вызов надо, не каждый мужик такой ритм жизни у супруги выдержит: да и черстветь с годами начнешь, ласки не добиться будет. Вот и нужен тебе мужик, который это всё примет и сам таким же будет. Среди наших искать бессмысленно – половина из них умственно контуженные или выгоревшие на такой работе: ни любви, ни поддержки ты не получишь. Канцелярист твой тоже не в счет – сам понимаю, чего ты погнала его.

– Эльги, прошу тебя, остановись, – Ива поморщилась, закусив губу изнутри: волк бил в самую точку по больному: – Я рада, что вы, как товарищи, беспокоитесь, чтобы я девой старой не померла, но не забывай, Эльги, что я – ментальная ведьма. Я знаю, что у людей на уме. Если родилась с таким даром, то сложно строить отношения, даже до влюбленности временами не доходит, просто принимаешь человека в свою жизнь и живешь с ним, потому что притерлась. Это настоящая чума среди ментальных ведьм, а уж эмоцию нужную вовремя мы выдавать умеем: иногда люди могут годами гадать, любит ли их супруга с ментальным даром или нет. Да и лапшу мне на уши тоже не навешать, я ее сниму, и перевешу на другого. Все самое потаенное и сокровенное у нас как на ладони: вот я знаю, что ты в Центр работать не уехал, потому что в одно время был на волосок от трибунала и в личном деле у тебя пометка стоит о нем. И дело, как видишь, далеко не в том, что три года на границе тарабанить: было бы желание, то отбарабанил бы – не переломился.

Она немного помолчала, когда перед ними расставляли ужин, и продолжила только тогда, когда официантка удалилась, а лицо Волка стало каменным.

– Да, я знаю, Эльги. Я знаю. С первых минут знала. Говорить никому не стала. Потому что это твое личное дело, и трепаться никому не намерена.

– А ты… Ты умеешь сразу на больное не то, что надавить, а распороть и заново зашить, – поморщился он, покрутив в руках стакан с медом. – Ладно уж. Квиты.

– Эльги, я сказала это не для того, чтобы ты прекратил свои словоизлияния по поводу моей жизни, а просто для примера. Представь, если я каждого мужика так дожимать буду, когда он мне про луну и звезды, а я ему про его нутро.

– Да это я понял, – он усмехнулся и отпил из стакана, а затем улыбнулся и спросил: – Ты этого Хендриха тоже так наказала?

– Нет, – Ива качнула головой: – С ним все было иначе. Я за него чуть замуж не вышла.

– Что?! – глаза Волка округлились, и он даже немного подался вперед, отчего Ива хихикнула и ответила:

– Ага. Вот веришь или нет, а я чуть замуж за него не вышла. Потом узнала, что он ко мне своих людей приставлял, шпионил за мной день и ночь, все боялся, как бы я от него не ушла. Говорил, что любит меня, что заботится так обо мне, – на этом Ива даже фыркнула, помешивая ложечкой травяной чай: