Контора состояла всего из двух комнат, обставленных почти убого: несколько столов, крытых черной клеенкой, широкий диван, венские стулья, счета на крючках да висячие лампы. Вот и всё убранство.

Владелец её - это был Копельман - испуганно отстранился, тревожно и пытливо оглядывая меня своими круглыми глазами.

– Что вам нужно? Кто вы? – спросил он с сильным еврейским акцентом.

– Вы - Копельман?

– Ну, я. А вы кто? И как сюда попали!?

– Это не важно, Лазарь Борухович.

– Откуда же вы меня таки знаете? В конце то концов!

Я рассмеялся громким смехом.

– Я давно слежу за вами.

При слове «слежу» Копельман вдруг задрожал, как банный лист. А завидев пистолет в моих руках, и вовсе, смертельная бледность покрыла багровые щеки еврея - комиссионера.

– След... следите? Вы хотите ограбить меня?

Я снова рассмеялся, стараясь нагнать загадочности и страха пуще прежнего.

– Нет, господин Копельман, мне нужна информация.

– Какого роду? – только и выдавил из себя комиссионер.

– Мне надобно знать, Лазарь Борухович, каким путем контрабанда из Нового Петрограда попадает в ваши руки?

– Зачем это вам, господин? Вы затеяли крайне опасную игру... Видно, вы не знаете с кем связались.

– Знаю замечательно, – ответил я как можно спокойнее. – Мне повторить вопрос?

Зловещий щелчок затвора, усиленный эхом от полупустой комнаты, чуть было не лишил бедного еврея чувств.

– Пом... Помилуйте, г... господин, – затрепетал он. – Они убьют меня...

– Если вы пойдете мне на встречу, мой милый Копельман, – сказал я ласково, – никто о нашей встрече не прознает. Информация мне нужна для нужд личного характера. Ваши дела мне не интересны. В противном случае, я пристрелю вас, как бешеного пса, прямо сейчас.

– Какие гарантии? – осмелился уточнить хитрый комиссионер.

– Никаких.

– Был единственный подземный ход, под самым Западным маяком, – взволнованно ответил Копельман. – Старая канализация. У кого нужда имеется, тот знает. По неписанным правилам, проход по ней свободен. Остальные лазейки, что были раньше, власти таки обнаружили и завалили на совесть.

– Был? – уточнил я, нахмурившись.

– Был, – кивнул старый еврей. – Прошлой ночью обвалился. Как скоро его расчистят, мне не ведомо.

Сердце моё провалилось в пятки. Оставалось уповать на то, что Настенька успела по нему пройти, или же, не успела войти. Мысли о том, что сестрица могла остаться под завалами, я гнал от себя прочь. Выходит, что остается только один путь – по воздуху.

– Иногда, в крайнем случае, товар доставляют на воздушных судах контрабандисты, что обитаются в форте "Граф Милютин", - словно читая мои мысли продолжил Копельман.
– Братия там независимая, себе на уме. Возят всегда разные люди, инкогнито, и за разные деньги. Имен не знаю - клянусь, не моего ума дело...

– Надеюсь, вы со мной откровенны, господин Копельман, – вздохнул я устало. – Иначе, мы встретимся снова. Прощайте.

Настенька зябко поежилась перед входом в старую канализационную систему. Туннель был почти незаметен за обветренными скалами, защищавшими эту часть Нового Петрограда от натиска прибоя. Она не сводила глаз с дыры, словно та могла её проглотить, - или даже надеялась на это, потому как опасалась передумать идти туда. Но уже проделан большой путь. Пройти каких - то несколько верст по широкому туннелю - и она окажется в городе, который стал непригоден для жизни два года назад.

Керосиновая лампа в её руке подрагивала. Насте вдруг страшно захотелось спросить у кого - нибудь дорогу, но никого рядом не было.

Никого и ничего, кроме ощутимой даже здесь вони трупных разложений.

Самое время надеть маску и кожаные очки, что носили пилоты дирижаблей.

Сквозь стекла очков жерло туннеля, казалось, становилось еще нереальнее и глубже, странно вытягиваясь. При каждом движении головы темнота будто бы колыхалась и закручивалась. Ремешки до зуда натирали кожу над ушами. Настя просунула под них пальчик и хорошенько почесалась. Благо, перед экспедицией она коротко постриглась, на мальчишеский манер. «Что же вы, голубушка, такую красоту губите?», – сокрушался тогда старый цирюльник.

Теперь Настя была похоже больше на юного лицеиста, чем на прекрасную девицу. Бутафорские усики на французский манер и жидкие бакенбарды, ещё сильнее придавали ей мужского виду. На ней был черный кожаный кафтан и такие же перчатки, высокие яловые сапоги да фуражка.

Она в десятый раз проверила лампу - керосина по самый венчик. Заглянула в торбу. Да, тут все припасы, какие удалось собрать и наган, который подарил ей братец. Она была готова настолько, насколько это вообще в девичьих силах.