— Охренеть, ты моего друга, знаешь лучше, чем я.

— Да потому что в твоей жизни нет никого, кроме тебя, твоих желаний и требований.

— Это раньше так было, пока я пузо твое не увидел.

— Пузо?

— Ну беременную тебя.

— Ох, Богдан. — Я тяжело вздохнула. — Видимо Антоха тебе хорошо зарядил. Мы за пять минут сейчас поговорили куда откровенней, чем за полгода совместной жизни.

— Бьет он сильно.

— Можно было и посильней.

— Я анализы все сдал.

— Молодец. Как результаты?

— Все хорошо. А с чего бы быть плохо?

— Я от куда знаю с кем ты таскался.

— Таскался? — усмехнулся мужчина.

— Ну. Шлюх тех с дня рождения расселил уже по комнатам в доме? — Богдан напрягся, скулы заходили, но он держался. Мне было дико интересно на сколько его хватит? Я постоянно говорю ему колкости, а он все терпит. Но скоро вспылит, точно вспылит.

— В доме никого не было после тебя.

— Ну ясно.

— Ревнуешь? — спросил Майоров и ехидно повел бровью.

— С чего бы? Мы расстались.

— Я хочу тебя… — как всегда говорил он прямо.

— Увы, я вынуждена вам отказать. Мне секс противопоказан.

— А доктор другое сказал.

Я чувствовала, как лицо заливается краской. А ещё этот его запах, он сидел слишком близко. С каждым вдохом моя стена, которую я строила полгода начинала рушиться.

* * *

Слава богу в зал ожидания зашел Антоха. Мы с Богданом тут же подскочил с места.

— Ну? — торопил друга Майоров.

— Сын, три шестьсот.

— Поздравляю брат. Отец.

Мужчины обнялись, потом и я обняла Антоху.

— Сейчас её в палату переведут и можно будет зайти. Блин, как ей было больно. Я там не знал где шкериться от страха. А когда сына увидел, у меня чуть сердце не разорвалось. Это не передать. Ритка моя дает, конечно. Я б на ее месте точно сдох. Я вам знаете че скажу, вы кончайте херней страдать. Сходитесь уже и начинайте кайфовать. В жопу все разногласия. Оно того не стоит. Я короче такой счастливый, вы на меня внимания не обращайте. — Антоха болтал без умолку. Его немного трясло, и он был бледнее обычного. Видимо перенервничал.

После его слов мы с Богданом переглянулись. Все же была доля правды в его словах.

Минут через тридцать к нам подошла медсестра и разрешила зайти в палату к Рите.

Мы обработали руки антисептиком, надели халаты и прошли в послеродовое отделение.

— Ритка, ты молодец. — обнимала я и целовала подругу. Она выглядела очень уставшей. Но счастливой.

— Хорошо, что у тебя кесарево Даш, рожать больно. Тут даже слово больно не подходит.

— Ну оно того стоит же?

— Стоит. Иди посмотри на нашего Максимку.

— Максимом все же решили назвать? А как же Тимур и его команда?

— Я на него посмотрела и сразу поняла, что он Максим.

Я подошла к маленькой кроватке и заглянула внутрь. В ней лежал крохотный комочек любви. Малыш крепко спал. У него были такие сладкие пухлые щечки и крохотные ручки. У меня внутри все трепетало от радости и восторга.

— Антоха, он на тебя похож. — чуть слышно сказала я.

— Да вылитый. Мне его только показали, я так и сказала: «Вылитый папаша».

— Так говорите, как будто это плохо. Я так-то красавчик. — Антоха вел себя странно. У него была эйфория. Улыбка с лица не сходила, а глаза были бешеными.

Богдан тоже подошел ближе кроватке и взглянул на малыша.

Мне снова захотелось убежать от него подальше. То, какой мандраж я испытывала мне не нравился. Вся эта атмосфера радости за счастье друзей, он рядом, разрушала мой и без того хрупкий баланс.

— Ладно, я пойду. Оставлю вас с вашим маленьким счастьем.

— И я. — сказал Богдан.

Ну вот как мне от него отвязаться?

Мы попрощались с ребятами и шли по длинному коридору больницы. Я чувствовала усталость и мне жутко хотелось спать.

Переживания за Риту меня вымотали, и энергия кончилась.

А ещё моя малышка, как и обычно, разыгралась в животике.

Она снова начала активничать и мне стало труднее дышать. Я, как можно быстрее, хотела выйти на улицу.

Двери больницы распахнулись, и я шла по освещенной аллее.

— Ты куда? — спросил Богдан, догоняя меня.

— Сесть хочу.

Я подошла к лавочке. Облокотилась на спинку, выпятив свой живот вперед. Эта маленькая, вредная дама во мне, продолжала толкаться так сильно, что меня бросило в жар, несмотря на то, что ветерок был довольно прохладным.