Туда никто не приезжал много лет. Забор покосился, крыша прогнила и провалилась внутрь дома, повалив стены, которые кто-то любил. Эта же участь могла постигнуть и мой дом, если бы не тетя Маша. Права она. Нет ничего плохого в том, что она пустила пожить доктора. Иначе мои стены постигла бы та же участь.

Хмурый доктор изменил не многое. В заборе дырок не наблюдалось, а цвет был подозрительно свежий. Что там он сделал с крышей, с первого взгляда было непонятно, но он обновил обои, сантехнику, часть мебели. Оставил круглый стол на кухне и бабулино кресло в гостиной. Важные ниточки, которыми привязано сердце к воспоминаниям. Бабуля каждый вечер, сидя в своем роскошном кресле, смотрела телевизор, а днем мама там читала мне книжки.

Каждый завтрак у нас был настоящим ритуалом. Круглый стол у окна, белая скатерть, сервиз с желтыми розами и золотым кантом по кругу. Бабуля не хранила посуду про запас. Она любила разбить кружечку “на счастье”. Солнце заливало комнату, но на столе всегда стояли свечи. Обязательное яйцо в пашотнице и высокий серебряный кофейник, черную лаву, из которого мне нельзя было пить, но запах был умопомрачительный!

Наглый гад сказал, что остальные вещи унес на мансарду. Поднимаюсь в надежде найти хоть какую-то одежду. Выбраться в соседний город я пока не решусь, но и ходить в сарафане, в котором глубокий вдох может закончиться обнаженкой, почему-то не хочется.

Дверь слегка вздулась, открылась с тихим всхлипом облегчения и только после хорошего толчка плечом. Я ожидала увидеть пыльную комнату с горами вещей на полу. Но здесь… Здесь не только стало уютно, но и поселилась самая настоящая сказка.

Огромный, во всю стену, диван, пушистый белый ковер и… Он не просто чинил крышу. Прямо над диваном он сделал огромное окно! В детстве я прожужжала все уши маме с бабулей о таком, но это было непосильно дорого. Падаю на диван, полюбоваться на ожившую мечту и сажусь на какой-то пульт. Окно начинает жужжать, и медленно задвигается черное плотное полотно, скрывая от меня невозможно-синее небо с облачками сладкой ваты. Полотно не просто гасит яркий свет, но и погружает в звездную ночь. Сквозь маленькие дырочки сочатся солнечные лучи, демонстрируя мне звездное небо.

Я на секунду даже перестаю дышать, так захватывающе это выглядит! Хочется смотреть, не отрываясь, и выискивать знакомые созвездия. Но одна мысль, неожиданно проскользнувшая, заставляет меня притормозить с восхищениями и подскочить с дивана.

Не успеваю додумать одну мысль, как мне на глаза попадается кое-что важнее. Чувства раздирают меня своей противоречивостью. Острый нож вонзается в сердце, что-то нежное, на вкус, как забота, укутывает теплом и настоящей любовью. Этот… Илья не просто перенес сюда хозяйские вещи. Он каким-то образом переклеил фотообои с первого этажа сюда…

Моя березовая роща была дома. В ней не хватало правого нижнего угла, но это полная ерунда. Сажусь прямо на пол у стены. Мумми-мама в своем полосатом фартучке и с сумочкой выглядывает из-за березы. Улыбается! Улыбаюсь ей в ответ, но изображение медленно расплывается перед глазами.

– Мамуля… Спасибо, что мне есть куда прийти. Я так скучаю… – слезы капают крупными каплями. Она когда-то мне сказала, что такие – только к счастью или от него. Ох, мама…

Когда я всхлипываю особенно громко, в дверях появляется доктор. Спешно вытираю слезы. Сейчас эта сволочь еще и злорадствовать начнет!

– Ты чего тут? – спрашивает, как всегда хмуро. Молчу. – Смотри, что нашел у порога. – торжественно и с улыбкой достает из-за спины контейнер с красной крышкой.

Когда до меня доходит, что там внутри, визжу так, что пугаю всех птиц на ближайшие пять километров.

Со всей ответственностью заявляю: я не трусиха! Совсем нет.

Просто когда в момент наибольшей уязвимости тебе под нос суют прыгающих мышек-полевок, пусть и в контейнере с крышкой, мозг как-то сам по себе переходит в аварийный режим, активируя сирену. Видимо, чтобы оглушить противника. И мне в принципе это удается. Мыши вжимаются в уголок, офигев от контузии. В их глазах читается искреннее сожаление, что они забрели не только на территорию дома, но и вообще поселка. Понятливые.

Мне тоже достается. Сердце колотится, подгоняя тело в сторону эвакуационного выхода, а вот на морде кареглазого наглеца расцветает ехидная улыбка. Впервые вижу, чтобы эта сволочь улыбалась. Неужели я настолько ему противна, что он меня собирается выкуривать из дома такими примитивными методами? Для чего тогда отправлял на мансарду и создавал видимость перемирия?

– Чего орешь? Они же безобидные. Смотри! – щедро встряхивает контейнер так, что несчастные зверушки делают сальто несколько раз.

– Они безобидные. А вот ты!.. – даже не могу подобрать цензурных слов к его поведению.

Слезы больше не текут. Злость быстро пожирает грусть и ностальгию. Ковер, пять минут назад казавшийся самым мягким в мире, раздражает, потому что пальцы тонут и путаются в его длинном ворсе. Ноги затекли от долгого сидения на полу в одной позе, но я все равно встаю, хоть и не с первого раза, чтобы отобрать у тирана контейнер с бедными мышками.

– Ты это куда собралась? – не сопротивляется и даже не удивляется. Он абсолютно спокоен, но перекрывает мне путь своей ручищей, опустив ее, как шлагбаум.