— Будто игрушечные, — отозвалась Нина.

Макс обратил к ней свое лицо.

— Копошатся, будто крошечные черви. Вот кого они мне напоминают. Дрыгаются, машинально извиваются, машинально размножаются. Просто выживают. Ничтожества. Они все понятия не имеют, что такое реальный мир… Возьми тех двух женщин. Будь у них представление о реальном мире, они ни за что не стали бы рожать. Ты когда-нибудь задумывалась о том, что, может быть, у твоей мамы возникала мысль об аборте?

Нина повернулась к нему.

— Нет! Хоть мы сейчас с ней и не общаемся, я знаю, что для нее я была желанным ребенком. Я знаю, что она меня любит.

— Ты уверена?

— Да.

— А моя мама хотела сделать аборт. Я уверен в этом на все сто. Просто когда она поняла, что беременна, срок уже был большой…

Нина смотрела на макушку Макса: его светлые волосы поблескивали в лучах неяркого солнца. Он порождал в ней бурю эмоций: вожделение, жалость… страх. Но все их затмевала, словно белый шум, любовь к нему, в сравнении с которой эти чувства казались несущественными.

— Ты мало рассказываешь о своей маме, — заметила Нина. — А мне хотелось бы побольше о ней узнать.

— Дрянью она была. Это все, что тебе нужно знать, — отвечал он. — Если б я знал, где ее могила, пошел бы помочился на нее.

— Макс, это можно выяснить, я уверена. Не для того, конечно, чтоб ты там помочился. Мы могли бы принести туда цветы…

Макс повернул к ней голову, так что они прижались друг к другу лбами.

— Нин, вот за это я и люблю тебя. Ты во всем видишь только хорошее. Ты, разумеется, ошибаешься, но приятно знать, что этот гнусный мир еще не испортил тебя.

— Мир не так уж плох, Макс, — сказала она, целуя его. Макс ответил на ее поцелуй, а затем, все так же прижимаясь к ней лбом, опустил глаза, глядя на мельтешащие толпы далеко внизу.

— Эх, была б у меня здесь большая красная кнопка, — произнес он. — Тогда бы я в любой момент мог нажать на нее и сбросить бомбу на весь этот муравейник. Разом избавил бы людишек от их жалкого существования. Атомная бомба превратила бы их в пыль.

— А как же мы? — спросила Нина.

— Ты со мной, Нин. А красная кнопка у меня. Я правлю миром, а ты моя королева. — Он улыбнулся. Но это была злобная улыбка, холодная.

Нина начала что-то говорить, но ее перебил молодой парень. Он пришел уведомить их, что башня закрывается. Макс перевернулся на спину и посмотрел на часы.

— Через четыре минуты. Значит, у нас есть еще четыре минуты.

— Мои часы выставлены по GMT, — заявил парень. Он был молод, тщедушен, и у него выпирали крупные передние зубы.

Макс встал.

— По GMT, говоришь?

— Да, — подтвердил парень.

— И что такое GMT? — спросил Макс.

— Не знаю. Но вам обоим пора уходить. Мы закрываемся.

Нина поднялась со стеклянного пола.

— GMT, придурок, это среднее время по Гринвичу, — объяснил Макс.

— Пойдем. — Нина потащила его за руку.

Макс сверлил парня взглядом. Тот, заметив огонек безумия в его глазах, втянул голову в плечи и смущенно улыбнулся.

— Чё ты лыбишься?

— Да так, просто. — В лице парня теперь читался страх.

— Макс, идем…

— Тебя что-то рассмешило?

Парень покачал головой.

— Кстати, недоумок, мы сейчас живем по британскому летнему времени — BST, — указал Макс.

Если б Нина не боялась, что Макс рассвирепеет, она бы рассмеялась. Ну и что с того, что этот парень, которому наверняка платят мизер за его работу, не знает разницы между гринвичским временем и британским летним? А у Макса часы отстают, так что парень, скорей всего, прав. Наконец ей удалось увести Макса. На лифте они спустились вниз и смешались с толпами гуляющих.

Они вернулись в гостиницу, забрали свои вещи и на автобусе добрались до района, где жил приятель Макса. Нина нервничала в преддверии встречи с другом Макса, переживала, что тот о ней подумает, сочтет ее заносчивой или, напротив, неотесанной дурой. Но покупка автомобиля много времени не заняла. Высокий дохлый парень с желтыми зубами и нездоровой кожей, встретив их у одного из типовых домиков ленточной застройки, отвел покупателей к маленькому «Рено», который в темноте имел цвет патоки. Макс позаглядывал в окна, потом вместе с парнем сел в машину, завел мотор. В освещении салона лица обоих, на которые падали тени, казались вытянутыми. Потом они открыли капот, стали осматривать моторный отсек, который парень освещал фонарем. На том все и кончилось.

— Пока, лапочка. — Парень подмигнул Нине и вприпрыжку вернулся в дом, унеся с собой рулон пятидесяток.

— Сколько ты отдал? — спросила Нина. Они положили свои сумки в багажник.

— Полторы штуки.

Они сели в машину. В салоне было чисто, опрятно. Нина увидела CD-проигрыватель.

— Хорошая машина.

— Не только хорошая — еще и дешевая.

— А почему дешевая?

— Не спрашивай, и мне не придется лгать. — Сверкнув улыбкой, он наклонился и поцеловал ее.

Им предстоял долгий путь домой, а на шоссе М40 образовался затор, машины ползли еле-еле, поэтому они свернули с автострады и покатили по проселочным дорогам. Они ехали где-то близ Оксфорда. На дороге никаких других машин, ни уличных фонарей, даже кошачьи глаза не сверкали в темноте. Фары освещали лишь полосу асфальта, что бежала перед ними. Убаюканная мягким движением автомобиля, Нина дремала в кресле. И вдруг с обочины прямо под колеса им выскочила темная фигура. Они сбили ее на полном ходу. Она, словно мячик, подпрыгнула им на капот, от ветрового стекла отскочила на крышу автомобиля и скатилась сзади. Макс надавил на тормоза, колеса завизжали. Машина резко остановилась на встречной полосе, почти у самой канавы.