Далее Эрика и Мосс направились к дому миссис Фрятт.

— Черт возьми. Мы поговорили с тремя людьми, и у каждого совершенно не похожее на других впечатление о Мариссе, — констатировала Эрика. — У нее что, для каждого была отдельная маска? То она добрая, то сучка. То искренняя, то лживая. Уж очень у многих был повод ее убить.

— Думаешь, мать убила?

— Сейчас под подозрением все, включая ее. Но никаких улик против нее нет. В доме нет крови. Как бы окровавленная Мэнди вошла внутрь и все с себя смыла, не оставив и следа? Да и в доме хаос, не похоже, чтобы она наводила порядок на скорую руку. Наоборот, ощущение такое, что там месяцами не убирались.

— И какой бы у нее был мотив? Марисса платила ей деньги за хозяйство. А с ее смертью она теряет этот источник дохода, — рассуждала Мосс.

Миссис Фрятт жила недалеко от Марша — на Ньютон-авеню в Хилли-филдс, по другую сторону от большого кладбища Крофтон-парк. Большие представительные дома стояли в глубине от проезжей части, отгороженные от нее огромными лужайками. И такая близкая Конистон-роуд казалась параллельным миром со своими скученными в ряд домами.

— У нее при входе скребок для обуви. Сразу видно — аристократка, — отметила Мосс, когда они подошли к входной двери.

Рядом с ней в белую мраморную ступеньку был врезан элегантный железный скребок. Эрика потянула дверную ручку, и внутри зазвенел звонок. Через несколько минут дверь открыл высокий, упитанный пожилой мужчина с тонкими, редеющими черными волосами. Он вопросительно посмотрел на них, и Эрика вместе с Мосс предъявили удостоверения и представились.

— По нашим сведениям, здесь проживает Эльза Фрятт, за которой присматривала Марисса Льюис, — обратилась к нему Эрика.

— Да, мы слышали новости, — ответил мужчина, испытующе осматривая пришедших. Макушка у него блестела от пота. — Я Чарльз, сын Эльзы Фрятт.

— А как вы узнали? — спросила Мосс.

— Позвонила ее мать. Сказала, что ее убили с особой жестокостью и что она больше не придет на работу.

На вид ему было около семидесяти.

— Можно поговорить с вашей матерью?

Он отступил в сторону и пропустил их в дом. Из холла открывался вид на большую лестницу. Потолок здесь был высоким, на уровне второго этажа.

— Она в гостиной, — сказал Чарльз.

Женщины прошли за ним мимо старых напольных часов у лестницы, под огромной стеклянной люстрой. Чарльз сутулился и имел странную, неровную походку. Первая комната, которую они миновали, была заставлена книгами. В ней стояла огромная елка, со вкусом украшенная белыми фонариками. За ней была просторная гостиная, окна которой выходили в заснеженный сад. Эта комната имела более жилой вид — здесь стояли большой телевизор, множество кресел и столик, на котором лежали журналы и книги. На самом большом диване сидела пожилая женщина. Эрика ожидала увидеть сморщенную беспомощную старушку, но Эльза Фрятт оказалась миниатюрной женщиной с волевым подбородком, стальным взглядом и идеально ровной спиной. Одета она была в шерстяную юбку и твидовый пиджак. Единственной ее уступкой холодному времени года были тапочки из овчины. Короткие волосы были красиво уложены, но морщинистое лицо несло отпечаток всех прожитых лет.

— Доброе утро, я — Эльза Фрятт, — представилась она, вставая и пожимая им руки. — Со слуховым аппаратом я слышу абсолютно все, — добавила она, показывая на уши.

Передвигалась она, в отличие от сына, легко. В ее выговоре сквозила едва заметная резкость и какой-то хрустящий звук, родину которого Эрика никак не могла угадать. Вместе с Мосс они представились и показали удостоверения.

— Хотите кофе с пирожками? — предложила Эльза. — Чарльз, ты ведь умеешь пользоваться кофемашиной?

— Да, конечно.

— Подогрей пирожки из магазина. И выкинь те, что купили на ярмарке.

Чарльз кивнул. Эрика смотрела, как он, весь потный, идет к двери, и подумала, не болен ли он.

— Лично я предпочитаю покупные пирожки, а не домашние. А вы как? — спросила Эльза.

— Мне все равно, лишь бы были пирожки, — ответила Мосс.

В камине горел огонь. Они уселись на противоположном диване, а Эльза сложила руки на коленях и впилась в них взглядом голубых глаз.

— Вы пришли поговорить по поводу Мариссы? — спросила она, качая головой и цокая. — Какой ужас. И кому понадобилось убивать такую молодую девушку?

Она приложила скрюченный палец ко рту и снова сокрушенно замотала головой. Казалось, она вот-вот заплачет, но ей удалось сдержать слезы.

— Можно ли сказать, что Марисса была вашей сиделкой? — спросила Эрика.

Услышав это слово, миссис Фрятт лишь отмахнулась.

— Скорее она была компаньонкой. Ходила для меня в магазин, вела ежедневник. Я доверяла ей то, что вряд ли можно доверить обычной домработнице.

— Если позволите такой вопрос: много ли у вас прислуги?

— Нет, — засмеялась она. — Из-за моих слов может сложиться впечатление, что я веду красивую жизнь. Но это не совсем так. Ко мне каждый день на несколько часов приходит женщина, чтобы убраться и приготовить мне обед. Еще есть садовник, и он же делает все, что нужно от мужчины по дому. Чарльз много чего делает. Марисса стирала мне одежду, помогала мне с магазинами и всеми личными нуждами.

— Сколько она у вас проработала?

— Чуть больше года. Я вывесила объявление в местном кафе и в Интернете. Вернее, не я, а Чарльз все это сделал. Я хотела найти кого-то, кто живет рядом.

— Вы знали, что Марисса еще работала танцовщицей? — спросила Эрика.

— Конечно. Я несколько раз ходила на нее смотреть.

— В стрип-клубы? — удивилась Мосс.

Миссис Фрятт посмотрела на Мосс так, словно только что заметила ее присутствие.

— Стрип-клубы? Я ни разу не была ни в одном стрип-клубе. Я ходила смотреть на Мариссу в «Кафе де Пари» на Лестер-сквер. И раз в неделю она выступала в Сохо — не помню название клуба. Он маленький, и там гораздо веселее. Она не занималась стриптизом. Бурлеск — это искусство, и она была профи, — произнесла миссис Фрятт, закусив губу и еле сдерживая слезы. — Извините. Она просто была такой живой. С ней было намного веселее.