— Да, это было как раз в начале августа. Я запомнила этот день, потому что мама тогда с ума сходила от того, что наши визы еще не прислали, а у нас оставалось всего четыре недели. Было очень жарко, а этот молодежный клуб находился в старом большом зале, знаете, которые с окнами наверху. Мистер Картер, смотритель, не мог открыть окно, потому что потерял эту специальную длинную палку. За зданием бежал ручей, и большинство детей плескались там. Мы с Кейтлин играли в настольный теннис, и она вышла в туалет и не вернулась. Я нашла ее на улице у машины того парня постарше, полицейского. Она сказала, что познакомилась с ним в видеосалоне. Он зашел взять фильм напрокат, они разговорились, и он захотел показать ей свою новую машину. Как раз выпустили новую модель того года.

— Какую? — спросила Кейт.

— Синий «Ровер».

— Вы его видели?

— Да, но он сидел в машине, снаружи было темно, и машина стояла прямо под фонарем. Черные волосы зачесаны назад, выразительные черты лица, широкая улыбка и белоснежные зубы, я помню, как он высунулся из окна, улыбнулся и поцеловал ее.

— И что дальше?

— Кейтлин села в машину, крикнула «пока», и они уехали.

— Это было похоже на Кейтлин?

— Нет. Но ей было шестнадцать, мы все ходили на свидания с парнями. И я, и Уэнди встречались с парнями постарше. А сидя в машине, можно было спокойно целоваться… да и в газетах не писали ни о каких извращенцах, гуляющих по округе и убивающих молодых девушек. Мы просто подумали, что ей очень повезло, и на следующий день она пришла в школу, никаких проблем.

Тристан вытащил распечатку из своего блокнота и передал Кейт. Это была фотография Питера Конуэя с полицейского удостоверения. Кейт показала фото в камеру.

— Я могу по электронке отправить, если надо, но посмотрите, как вы думаете, не тот ли это парень? Это фото было сделано в 1993.

Меган склонила голову на бок и внимательно вгляделась в снимок.

— Я видела эту фотографию раньше, может быть, это и он, но это все было так давно… Его лицо было в тени.

Энид Конуэй жила в маленьком крайнем таунхаусе на захудалой улочке в Восточном Лондоне. Убогое местечко с выстроившимися в ряд грязными палисадниками, заваленными мусором, старыми машинами, холодильниками, собачьим дерьмом и осколками битого стекла.

В этом доме Питер вырос, и этот же дом он выкупил для нее, когда в 1991 году вернулся из Манчестера и начал работать в Лондоне.

В 2000 году Энид выпустила книгу-откровение «Не мой сын». Ей заплатили внушительный аванс и прислали писателя, чтобы взять у нее интервью. Он спросил ее в том числе, не собирается ли она переехать, теперь, когда она может позволить себе что-нибудь получше.

— Я бы и пяти минут не выдержала среди этих выскочек, — сказала она. — Люди на этой улице уважают меня. Здесь кого только не встретишь и днем, и ночью, главное — не лезть в чужие дела и никогда не разговаривать с полицией.

Она прокручивала в голове этот разговор, когда открыла входную дверь перед рыжим Фанатом, как она его называла. Имени его она не знала.

— Тебя кто-нибудь видел?

— Никто из тех, кого следовало бы опасаться, — сказал он.

Энид не боялась никого, но рядом с ним ей было не по себе. На вид ему было лет тридцать — высокий, широкоплечий, накачанный мужчина. Рыжие волосы длиной в пару дюймов и необычные черты лица. Точно в чрево матери кто-то сыпанул пищевой соды. Кожа у него была гладкая, но из-за огромных, похожих на кусок резины губ, набрякших век и носа картошкой его лицо казалось одутловатым. Он был некрасив, но одет хорошо: кожаные ботинки, стильные классические джинсы, рубашка и куртка — и от него всегда пахло так, словно он только что вышел из душа.

Они прошли на кухню — современную, сверкающую стеклом и нержавейкой, с кучей дорогой техники.

— Фотографии там, — сказала Энид, указывая на конверт на столешнице. — Хочешь чаю?

— Нет.

Он не снял куртку и не стал садиться. Энид, закурив сигарету, наблюдала, как он достал из конверта четыре маленькие — как на паспорт — фотографии. Там были две ее фотографии, она сделала их чуть раньше в тот же день в автомате на станции. И две фотографии Питера.

— Это что, шутка? — спросил он, держа фотографии в руках.

— Это самые свежие, что у меня есть. Их сделали за неделю до того, как его арестовали. Люди стареют, правда? — Она заметила, что Питер не очень сильно изменился, разве что теперь у него были длинные седеющие волосы и больше морщин.

— До конца срока действия паспортов должно быть шесть-восемь лет. Эти. Не. Пойдут, — сказал он, швырнув фотографии обратно на стойку.

— Он заключенный. У них там нет фотобудки в гребаной столовой!

Мужчина повернулся к Энид, подошел ближе и направил палец ей в лицо:

— Не разговаривай со мной так, поняла?

Она закрыла глаза, затем снова открыла и потрясла головой.

— Что мне надо сделать?

Он подошел к холодильнику, достал пакет молока, открыл и начал пить. Молоко затекало в складки его влажных резиновых губ, и несколько капель потекло по подбородку. Он сделал последний глоток и поставил пакет обратно. Затем он оторвал от рулона бумажное полотенце и аккуратно сложил его пополам, перед тем как промокнуть губы. Он звучно рыгнул.

— Какой у тебя телефон? — спросил он.