Энид подошла к столешнице, на которой лежала ее сумочка от «Шанель». От кислого запаха отрыжки ее замутило. Она достала свою «Нокию» и протянула ему. Он покачал головой.

— Не пойдет. Тебе надо купить самый последний «Айфон». У него камера пять мегапикселей.

— И что это значит? — спросила Энид.

— Это значит, что он делает фотографии высокого разрешения. Они дадут тебе сфотографировать Питера в следующий раз?

— Да. Я фотографировала его на телефон в прошлом году. Они заставили меня показать им фотографию…

— Хорошо. Я ее скачаю у тебя в следующий раз, — сказал он. Он вытащил из кармана два небольших коричневых конверта, тонкий и потолще. Он убрал ее фотографии в конверт потоньше, а тот, что потолще, положил на столешницу. — Где туалет?

Он никогда раньше не спрашивал, где туалет.

— Первая дверь от лестницы.

Когда он поднялся наверх, Энид заглянула в тонкий конверт. Там лежали ее фотографии и одна — его. Она прислушалась, в ванной наверху скрипнули половицы. Энид включила телефон, еле дождалась, пока он загрузится, и сняла его паспортную фотографию. Качество было не очень хорошее, но ей нужна была страховка. На случай, если что-нибудь пойдет не так. На фотографии он смотрел прямо. Взгляд холодный. Непропорциональные губы влажно блестят.

Услышав шум воды в бачке и скрип половиц, Энид положила фотографию на место. Она услышала, как он вышел из ванной и пошел по коридору, но вниз не спустился. Он прошел в старую комнату Питера. Энид поспешила из кухни наверх.

— Что ты делаешь? — спросила она.

Он лежал в темноте на односпальной кровати Питера, застеленной шерстяным пледом в сине-зеленую полоску. Энид включила свет в маленькой люстре. На стене висел постер с Дэвидом Боуи в образе Зигги Стардаста, а над кроватью — небольшая полочка со спортивными трофеями. На столе стояла фотография, на которой Питер и Энид были сняты после выпускного парада в полицейской академии Хендона. Питер в своей форме, Энид — в синем платье и шляпке. Рядом был коллаж из фотографий, сделанных в годы его жизни в Манчестере: Питер сидит в своей первой патрульной машине, «Фиате Панда», Питер и Энид на траве перед домом, где он снимал квартиру, и еще три фотографии Питера с его тогдашними друзьями.

— Это была комната Питера? — спросил мужчина, глядя на нее с кровати.

— Да.

— Он тут спал?

— Да.

— Почему на окнах решетки? У него в детстве были проблемы с поведением?

— Нет. Решетки от тех, кто снаружи.

— Для многих людей эта комната — святилище, — сказал он. Сев на кровати, он вытянул руку. — Иди сюда.

— Зачем? — резко спросила она.

— Почему бы тебе не отблагодарить человека, который платит деньги за то, чтобы освободить твоего сына?

В прошлом, в трудные времена мужчины платили ей за секс. Приходили поздно вечером и стучали в дверь, самцы всех форм и размеров. Она подошла к нему и взяла за руку. Было в нем что-то, что ее отталкивало. Он уткнулся лицом ей в живот. Терся об ее кожу. Вдыхал. Скользнул рукой вниз к ее промежности. Погладил.

— Ты создала его. Он здесь вырос, — сказал он надломившимся голосом.

Энид старалась не отшатнуться. Он продолжал гладить ее и тереться. В этом не было ничего сексуального. Он ее боготворил.

— Да. Он моя плоть и кровь, а я — его, — сказала она.

Наконец, он отстранился, точно улитка, оставив у нее на свитере след от слюны. Он посмотрел ей в глаза, а затем резко встал и вышел из комнаты. Энид пошла за ним вниз. Он смотрел на фотографию, которую она оставила на кухонной столешнице.

— Мне надо было проверить мою фотографию. Подумала, вдруг я подписывала ее сзади, — выпалила она. — Если я собираюсь получать новые документы, у меня не может быть фотографии, на которой написано Энид Конуэй.

Он кивнул и засунул фотографии назад в конверт. Убрав конверт в карман, он слегка коснулся другого конверта.

— Тут инструкции для тебя. И новое письмо для Питера.

Он достал из кармана свернутую пачку купюр и положил ее рядом с конвертом.

— Выпьешь?

— Да.

Она достала из шкафчика два стакана для виски и на два пальца наполнила каждый «Чивасом». Она через стойку подтолкнула ему стакан и, взяв пачку сигарет, предложила ему. Он потряс головой. Энид достала одну и закурила.

— Зачем тебе это? Вытаскивать Питера?

— Я люблю хаос, — ответил он с ухмылкой, прикладываясь к стакану, виски заблестел на его больших губах.

— Это не ответ, — сказала Энид, откидывая голову назад и выпуская дым. Он наблюдал, как дым поднялся вверх и расползся вдоль по желтому потолку. — Я здесь неплохо живу. Мне много не нужно, это все — ради Питера. Если я уеду отсюда, то уже не смогу вернуться. Поэтому скажи мне, какой тебе в этом интерес?

— Я разрушаю надежды моего отца, — он улыбнулся.