Сделав резюме сегодняшнего дня и набросав таким образом планы на день завтрашний, я зашёл в общагу.

— Чего так поздно, Егор? — заинтересовалась тетя Клава.

— Жизнь молодая кипит, — отшутился я, взглянув на часы на первом этаже — время со всеми этими гулянками я упустил, было начало двенадцатого ночи.

— Я все понимаю, но правила для всех одинаковые, и после одиннадцати вечера никаких хождений быть не должно! — дежурно запричитала вахтёрша.

Я, рассыпавшись в самых разнообразных извинениях, обаятельно улыбнулся и пошёл к лестнице и, поднявшись на свой этаж, наконец, зашёл в комнату. Валёк уже спал, укутавшись в одеяло, а по комнате разносился его не очень мелодичный храп. Свет в комнате был выключен, и, чтобы не мешать соседу, я решил его не включать снова. Припозднился — прокрадусь и в темноте. Подойдя к шкафу, я вытащил плечики, чтобы повесить раздеться и повесить одежду. Сейчас схожу в душ, почищу зубы — и спать. До подъёма-то мне так много времени осталось. Однако, раздеваясь, я вдруг нащупал в кармане какой-то незнакомый клочок бумаги. Поначалу я решил, что это деньги, но, вытащив его, увидел записку, кем-то мне оставленную.

На мятом листке чьей-то рукой был написан номер телефона, ниже имелась приписка: «Позвони»!

Почерк был корявый, писали явно впопыхах. Хотят звонка — позвоню, только уже не сегодня. Сегодня пора на боковую, да и тетя Клава не подпустит меня ночью к телефону — спасибо, что впустила. С этими мыслями я сунул записку обратно в карман, лег на кровать и меньше чем через минуту захрапел в унисон с Валентином.

— Доброго утро, теть Клава! — на следующее утро я поздоровался с вахтершей и потянулся к трубке телефона. — Мне на минутку надо позвонить.

Вытащив из кармана помятый листок с оставленным кем-то номером, я уже приготовился набирать цифры, но, поднеся трубку к уху, услышал тишину — никаких гудков, ни коротких, ни длинных. Телефон не работал, я даже на всякий случай проверил, на месте ли провод, и заметил, что провод, что называется, с мясом вырван из телефонной розетки. Покосился на тетю Клаву и спросил:

— А что тряслось? Кому телефонный провод помешал?

— Да что, некоторые жители у нас не смотрят под ноги, — пояснила она. — Винокуров со второго этажа сегодня с утра провод вырвал чуть ли не вместе с розеткой. Вот теперь потопал в АТС, чтобы вызвать мастера. Так что покамест мы остались без связи.

— Ясно-понятно, — я положил трубку обратно,. — Ну, надеюсь, что все починят, теть Клав.

— Конечно, починят, куда же они денутся, в первый раз что ли, — отмахнулась вахтёрша. Пристально на меня посмотрела. — Егор, а ты, случаем, не в милицию звонить собрался?

— Да нет, не в милицию, — осторожно ответил я. — А почему вы спрашиваете?

— До того, как Винокуров тут все поломал, тебе из отдела женщина какая-то звонила, — пояснила тетя Клава и попыталась припомнить фамилию. — То ли Птичкина, то ли Синичкина… Несерьезная фамилия, пернатая.

— Курочкина?

— Точно, она! — согласилась вахтерша. — Помню только, что-то с птицами связано, память вообще уже, дырявая, что твой дуршлаг. Так вот это Курочкина велела тебе передать, чтобы ты прямо с утра наведался в отдел.

— Принято. Давно звонила? — уточнил я.

Тётя Клава покосилась на часы на стене.

— Ну как, недавно, минут двадцать назад. У тебя опять стряслось что? — она вперила в меня подозрительный взгляд. — Небось опять чего-то натворил, что тебя в милицию вызывают.

— Не, теть Клав, ничего не случилось и я ничего не натворил, я же комосомолец. Видимо, по прошлому разу ещё вопросы остались, — заверил я.

— Знаю я таких законопослушных, — строго сказала вахтёрша и добавила примирительно: — Я надеюсь, что ты в следующий раз будешь головой думать, прежде чем в такие дела лезть. Оно тебе надо — потом по отделам ходить, как к себе домой?

— Вот и я того же мнения, теть Клав, — согласился я и, развернувшись, вышел из общаги.

Вместо работы я самого утра потопал в отдел. Раз Курочкина меня вызывает, значит, дело пошло набирает обороты, а следовательнице, видимо, от меня нужны какие-то показания. Идти в отдел, зная, что за тобой нет никакой вины — совсем другое дело, чем отправляться туда же с пониманием, что ты проходишь подозреваемым по делу. Прогулка заняла не больше получаса, и вот я уже стоял у входа в отдел. Там встретил уже знакомого мне сержантика-дежурного, при виде меня тот расплылся в доброжелательной улыбке.

— О, Егор, доброго утра! Проходи, тебя уже наша Курочкина ждёт, — поприветствовал меня дежурный.

— Давно она тут?

— Ну как, считай, всю ночь провела в отделе, — ответил сержантик. — Она у нас дама работящая, если вцепится в какое-нибудь дело, то как клещ, пока досуда не доведет.

Такой подход, конечно, был похвальным и нравился любому начальству. Другой вопрос, если я верно понял, ночь она провела в отделе, значит, после вчерашних посиделок в «стекляшке» она даже не заходила домой. Знал бы, что все так, принёс бы Курочкиной сырников. У нас с утра на кухне как раз девчата жарили — и несколько штук остались недоеденными.

Ладно, дело хозяйское. Я прошел в отдел и постучал в кабинет следовательницы.

— Заходите! — рявкнул с той стороны капитан, который тоже оказался на рабочем месте.

Я открыл дверь, зашёл в кабинет и встретился взглядом с милиционером. Ни у меня, ни у него не возникло желания поздороваться. Капитан хмыкнул в свои пышные усы и вернул взгляд в бумаги, которые изучал. А я, не останавливаясь, прошёл к столу следовательницы. Больше в кабинете никого не было, кроме нас троих.

— Маша, мне тут птичка на хвосте принесла, что ты хотела меня видеть? — я отодвинул стул, сел и сложил руки на столешницу.