В первых числах марта из Улясутая пришло известие, что из Пекина пришел большой караван с чаем, китайскими тканями и хлопком. Агентурная работа у Лонгина была на высоте и мы знали всё, что происходит там и в Кобдо.

А десятого пришло известие о прибытие из Пекина нашего посольства, которое не задерживаясь отправилось в родные пределы вместе с караваном.

К началу нового года мы собрали первые три радиостанции приемлемого качества и запустили их в работу. Одна была установлена естественно в Усинске. Её качество я оценил как самое высокое, можно сказать, что у меня не было никаких претензий к нему. Две других были в Туране и Уланголе, который по факту стал превращаться в центр Убсунура.

Индустриализация Убсунура шла полным ходом. Были смонтированы и начали работу две паровые машины: в Уланголе и Тэсе. В убсунурской «столице» был установлен и первый пятнадцативаттный электрогенератор, проходящий испытания.

Его я, как и усинскую радиостанцию, считал в наших условиях технически совершенным. Лучше и качественнее мы ничего пока сделать не сможем. Мелкие детали конечно не в счет. Самое главное, что он вполне удовлетворяет наши нынешние потребности. Мощность конечно желательно побольше бы иметь. Но я решил, что лучшее враг хорошего и распорядился временно остановить дальнейшие работы по созданию более мощных генераторов.

В инициативном порядке, в свободное время, конечно пожалуйста. Но в рабочее время давайте, господа, сейчас займемся другими проблемами.

Я собирался ехать в Туран, когда пришла радиограмма с Улангола о возвращении нашего посольства. Все работы по созданию двигателя внутреннего сгорания как-то незаметно сосредоточились там и господин Чернов стал его главным конструктором. К нему в командировку периодически ездили всё наши лучшие, Игнат например дважды был по недели.

И работы там продвигались высокими темпами, сразу же после нового года в Туран ездил Яков и вернувшись он сказал, что через полтора-два месяца будет готов первый экспериментальный двигатель.

Четырнадцатого марта мы были в Тэсе. Мы — это Ерофей, Лонгин и я.

Убсунур был похож на разкуроченный муравейник. Следом за первой радиограммой пришла вторая: монгольские караулы резко увеличили свою численность и Михайлов с Морозовыми сразу же адекватно среагировали.

На нашей пограничной линии тут же сыграли боевую тревогу и гвардейцы Убсунура приготовились к бою.

В долине была тут же проведена частичная мобилизация и через шесть часов два гвардейских полка, графа Каземира и Михайловский, устремились на юг.

Полки вел Ерофей. Илья сразу принял командование своим полком и встал в Уланголе, а Каземир в Тэсе.

Ожидание было недолгим. На рассвете пятнадцатого вернулась наша разведка и доложила, что караван с посольством на линии наших караулов надо ждать к вечеру, а часа через три-четыре должны подойти два передовых караула идущие перед посольством. Они не монгольские, а маньчжурские и судя по всему ими командует какой-то большой чин.

Мы тут же выехали на линию наших караулов. На торговой тропе, идущей из Улясутая, уже был построен кирпичный сторожевой острог. В нем при необходимости можно разместить артиллерийскую полубатарею и до сотни гвардейцев. На его смотровой башне была установлена наша самая совершенная оптика, а дежурство несли только наши гвардейцы. Их всегда было не меньше десятка.

Надежной телеграфной и радиосвязи еще не было и пока обходились испытанным световым телеграфом, многократным дублированием телеграфных сообщений и конечно посыльными.

Мы с Ерофеем не отходили от наших наблюдателей, которые без устали во все глаза наблюдали за окрестностями.

Лонгин же буквально ни секунду не сидел на месте. Он похоже поднял по тревоги все свои силы и его люди постоянно приезжали с докладами и тут же уезжали.

Ждать пришлось почти до полудня. Один из наших наблюдателей увидел какие-то точки на горизонте и тут же позвал меня.

— Ваша светлость, караул противника, — мы с Ерофеем переглянулись. Наш гвардеец невольно показал своё отношение к ситуации. Пока маньчжуры для него с товарищами противник.

Маньчжуры похоже мчались вперед, не щадя лошадей и когда мы с Ерофеем подошли к подзорным трубам их уже можно было хорошо разглядеть.

Рослые, на очень хороших лошадях, отлично, по меркам маньчжуров конечно, вооруженные и зкипированные. Впереди на полкорпуса ехал по-видимому командир. Он был по виду старше всех и хотя вооружением и экипировкой не выделялся, но что-то неуловимое выдавало в нем командира.

Не доезжая до нашего острога метров сто, маньчжуры как по команде дружно остановились. Старший выехал вперед, следом еще двое.

Несколько минут он молча разглядывал наше укрепление. Что он хотел увидеть мне было неведомо, кроме бойниц, стен, да двух караульных на них все равно ничего увидеть было нельзя. Это было нами проверено.

Поглазев на острог, маньчжур протянул назад руку и в нее вложили разложенную подзорную трубу. После чего разглядывание острога и его окрестностей длилось еще минут пять.