Уверенный тон диалога «Об ораторе» в трактатах 40-х годов Цицерону пришлось сменить на полемический. Тогда в красноречии вошли в моду ораторы-аттицисты, к которым среди других принадлежали поэт-неотерик Лициний Кальв, Марк Брут, Гай Юлий Цезарь. Аттицисты находили речь Цицерона чересчур изнеженной, считали, что ей недостает силы. Цицероновскому обилию мыслей и слов (ubertas sententiarum verborumque) они противопоставили скупость в словах и украшениях речи. Антицицероновское движение возникло в конце 50-х годов и сошло на нет вместе со смертью его главы Лициния Кальва. Вначале слова «азианист», «аттицист» не носили отрицательного оттенка. Они лишь определяли место оратора в римском красноречии [43] .

Азианское красноречие с его изобилием эффектов было красноречием эллинистического века; его недостатки можно отнести за счет отхода красноречия от практических дел. Аттицисты образовывали группу, объединенную, по-видимому, не только и не столько одинаковыми вкусами в красноречии, сколько общностью взглядов в значительно более широком круге вопросов [44] . В красноречии период их популярности был очень короток, но они вызвали Цицерона на спор, результатом которого явились его трактаты «Брут», «Оратор» и «О лучшем роде ораторов», где он еще раз изложил свою риторическую теорию, но уже в полемическом ключе. Он показал, что концепция аттицистов ограничена и практически не эффективна. Изложив в «Ораторе» теорию трех стилей — tenue, medium и grande, он связал ее с тремя целями оратора: docere, delectare, movere и выразительно доказал, что совершенный оратор обязан владеть всеми тремя. В «Бруте», в блестящем отступлении об аттиках, он красноречиво показывает, что истинный аттицизм шире и разнообразнее того, который взяли себе за идеал римские аттики. Ведь аттиком был не только Лисий, но и Эсхин, и Демосфен, и Деметрий Фалерский («Брут», 284–291).

Трактат «Брут» с позднейшей припиской к заглавию «seu de claris oratoribus» в хронологическом порядке излагает историю римского красноречия и неоценим как источник информации о ранних римских ораторах, зачастую единственный. Он завершается весьма любопытным автобиографическим очерком. Критериями оценки ораторов являются традиционные риторические категории. Темпераментное отступление в конце трактата об аттицизме (там же, 284–292) и характеристика двух видов азианского стиля (там же, 325–327) — едва ли не единственный прямой отзыв современника об этих направлениях в риторике.

«Брут» построен в форме беседы автора трактата с друзьями — Аттиком и Брутом. Цицерон, как бы продолжая прерванную некогда беседу, рассказывает им об ораторах, когда они появились, кто и каковы они были (там же, 20). Красноречие Цицерон называет здесь самым трудным из искусств, ссылаясь на ход его развития в Греции. Из всех видов искусства оно формируется последним и появляется в Афинах очень поздно, ко времени Перикла и софистов. По настоящему же оно начинает развиваться лишь с Исократа, когда появляется мысль об ораторской технике. В настоящее время, по мнению Цицерона, ораторское искусство расцветает далеко не везде. В Греции ораторы есть только в Афинах, затем в Малой Азии и на Родосе, но это уже не то красноречие, что было в классическую эпоху. Перечисляя римских ораторов VI–III вв. до н. э., он в первую очередь упоминает сенаторов или тех, кому удавалось усмирять плебс и мирить его с патрициями. Так, он упоминает Луция Брута как деятеля революции 510 г., Марка Валерия и Л. Валерия Потитов, которые привели плебс назад после сецессий 484 и 449 гг. Только потому, что эти люди имели политическое влияние, Цицерон предполагает, что они должны были обладать определенными ораторскими способностями. Далее в хронологическом порядке он перечисляет своих предшественников, от большинства которых сохранились только имена. Он подробно характеризует более известных ему ораторов, и эти характеристики вместе с оценкой красноречия того или иного оратора представляют ценный источник сведений о развитии ораторского искусства в Риме до Цицерона.

Он называет Аппия Клавдия Цека, который выступил с речью против заключения мира с Пирром. Затем, после упоминания об ораторах, которые уже проходили какой-то курс обучения, чтобы уметь говорить, — Гая Фламиния, Квинта Фабия Кунктатора, Квинта Метелла, стоит имя Катона Старшего, первого оратора, от которого сохранились речи; их почти так же много, как и речей Лисия, с которым его сравнивает Цицерон. Катон писал языком простым и мужественным. Несмотря на шероховатость и архаичность стиля Катона, Цицерон оценивает его высоко.

Далее Цицерон приводит длинный список имен ораторов, старших и младших современников Катона: здесь и Гай Сульпиций Галл, и Тиберий Семпроний Гракх, и Сципион Назика Разумный, и др. Затем идут Лелий, Сципион, Сервий Сульпиций Гальба и их современники. Цицерон признает за Лелием изящество речи, но считает, что ему недостает пафоса. О Сервии Сульпиции Гальбе Цицерон пишет как об ораторе, применявшем чисто греческие патетические приемы на суде, и отмечает его речи как важный этап в истории римского красноречия. Но речи Гальбы, по свидетельству Цицерона, при чтении совсем не производили того впечатления, что при произнесении, потому что он не учился, и успех его был основан на умении подать речь, на actio.

После Гальбы до Гракхов опять следует целый список имен. Братья Гракхи были хорошими ораторами, но Гая Гракха Цицерон ставит выше Тиберия. Гай обладал большей силой и пафосом. Цицерон считает отрывок из его речи «где искать мне, несчастному, убежища» (quo me miser conferam), приведенный в трактате «Об ораторе» (III, 214), классическим. Отрицательно относившийся к политике Гракхов, Цицерон тем не менее признавал за Г. Гракхом величайшее ораторское дарование. Из ораторов демократического направления Цицерон с похвалой упоминает еще Гая Тиция («Брут», 45), оратора из всадников, воспитанника латинской школы красноречия. Дальше идут уже старшие современники самого Цицерона — Луций Лициний Красс, Марк Антоний, Юлий Цезарь Страбон, Аврелий Котта и Сульпиций Руф, Катул и Муций Сцевола. Марк Антоний — ловкий, находчивый оратор, Красс — образованный оратор, близкий по духу Цицерону, знаток права; язык его отличался точностью, изяществом, остроумием. Он владел всеми видами пафоса. Цицерон ставил его выше Антония. После суждения о Крассе Цицерон делает вывод, что римскому красноречию немного остается до совершенства.

Несмотря на провозглашенный принцип не касаться в очерке своих современников, Цицерон иногда нарушает его. Устами Аттика в трактате характеризуется Гай Юлий Цезарь. Он замечателен прежде всего правильностью стиля, которой он обязан своему воспитанию и своим теоретическим трудам по грамматике, кстати, посвященным Цицерону. Лициния Кальва, главу неоаттицистов, Цицерон называет бескровным (sanguinem deperdebat — «Брут», 283) и упрекает в чрезмерной сухости. «Этот оратор, более образованный и начитанный, чем Курион, имел и стиль более изысканный и заботливо отделанный; владел он им умно и со вкусом, однако был к себе слишком строг, всегда следил за собой, опасаясь малейшей погрешности, и этим сам себя лишал сочности и силы. Поэтому речь его, ослабленная такой чрезмерной щепетильностью, была ясна ученым и внимательным людям, но она не доходила до слушателей и до судей, для которых, собственно, и существует красноречие».