— Подойди к зеркалу, — проговорил знакомый голос старика, который также был драконом. И звучал голос по ту сторону зеркала.

— Не хочу, — ответил я, не видя говорившего со мной.

— Боишься? — усмехнулся голос. — Неужели ты трус?

— Нет, просто к зеркалам плохо отношусь…

— Это зеркало правды, показывает то, что скрыто. Неизменённые видят себя в любом обличии, — проговорил старик. — Зеркало лишь покажет истинного тебя.

— И сделает еще что-то, — шепотом проговорил я, прижав ведро с водой еще крепче к груди.

— А тебе есть что скрывать? Что ты скрываешь? Кто ты такой? — проговорил старик. — Мне тебя огнем подогнать?

— Нет, — выдохнул я, отпивая воды из ведра и, слегка облившись, шагнул вперед.

И зеркало показало меня, но не в серой простой одежде с ведром у груди. В отражении стоял новый я, в кожаной броне, с шипами на груди и на плечах, с обнажённым мечом, который не был ржавым, с новой рукояткой. Отполированный и явно чем-то смазанный, на боку огромный кожаный бурдюк, а сапоги почему-то покрыты инеем. Но в чертах лица угадывался прошлый я. Не знаю, чего боялся этот старик, но ничего нового он, видимо, не увидел, а ожидал совсем иного.

— Я тебя смажу, — прошептал я мечу.

— Как интересно, все таки человек, — вышел перед зеркалом старик в черном, монашеском балахоне, а в зеркале отразился огромный дракон. — Пройдем со мной, совет уже ждет тебя.

— Меня отпустят?

— Это решит совет. И ты не пленник.

— Меня держали в камере, как пленника, меня поймали как пленника и искали как пленника.

— Мы переживали за твое здоровье.

— Несмешная шутка… ваше имя я позабыл.

— Сложно, Арно, помнить то, чего не знал, — прищурился старик. — Странный ты, Арно.

— Это не я, это всё водичка так на меня влияет, — соврал я. — Изменился из-за неё.

— Она шепчет тебе что-то? — вдруг встревожился старик.

— Нет!

— Это уже хорошо, мне только безумного стихийника здесь не хватало, или целованного богами, — улыбнулся старик.

— Вы так и не назвались, — спросил я.

— А оно тебе нужно, если ты можешь умереть в любой момент? — сузил глаза старик.

— Только не говорите, что те, кто обладает огнем, не любит тех, кто владеет водой.

— У тебя точно не было учителя?

— Книга мой учитель.

— Уже неплохо, — улыбнулся старик. — Да, ты прав, владеющие огнем не любят водников, но, на твое счастье, ты единственный водник на сотни дней пути вокруг.

— И это значит…

— У тебя нет друзей, одни враги, — пугающе рассмеялся седой. — И всё из-за твоей стихии.

— Вот и славно, теперь я точно знаю, что друзей у меня не будет. — печально шмыгнул носом единственный водник в округе. Немного обидно, но теперь все проще.

Мы шли по коридорам и вот вновь свернули в коридор, в которым был слышен водопад.

— Дальше ты идешь один, — проговорил старик.

— Опять?

— Не опять, а снова, — улыбнулся старик, так и не назвавшись.

А я пошлепал неуверенным шагом дальше по коридору, и вот дошел до места, где меня ожидали.

Огромный зал внезапно предстал передо мной, я вышел на арену посередине пещеры, которая была амфитеатром. На каменных трибунах сидело огромное количество людей, кто-то в простой одежде, кто-то даже в полном доспехе, но всех их объединяло одно.

Я видел их по иному, это люди, но во всех угадывались черты хищников. А тут, внизу, у подножия трибун на арене, стоял одинокий человек, пища для таких хищников.

И это был я.

— Ну что погнали, да? — проговорил я неразборчиво, смотря на то, как падает решетка в единственном проходе.

— Пути назад нет? Ну что, к бою, да!? — прокричал я, ища взглядом, с кем я буду биться за свою жизнь на этот раз.

Ну не верю я в то, что меня просто отпустят, не бывает так.

— Неплох, — проговорил один из мужчин и почему-то слегка поклонился Адель, которую я также заметил на трибунах. — Думаю, пора голосовать?

— Да, — тихо пронеслись по трибунам нестройные голоса.

— Э, подождите, за что голосуем? — успел лишь воскликнуть я. А люди тем временем вставали с трибун.

Я насчитал около двух сотен изменённых, которые подходили к бронзовым весам, на одной стороне которых висел белый кувшин, а на другой черный кувшин. Бросив камень в кувшин измененные уходил по трибунам к выходу. Когда трибуны опустели черный кувшин коснулся земли. Мне это жутко не нравилось, мне показалось, никто не кинул свой камень в белый кувшин.