По лестнице послышались торопливые шаги, дверь распахнулась.

— Браааатииик! — ультразвук глушил уши, на меня неслось огненное нечто в переднике. — Живой!

— Стоять! Не трогать! — холодно, содрогнув пространство, прокричал Данте и Лили замерла в переднике, с вытянутыми руками и вся в муке. Ну хоть передник не на голое тело, а то ведь она может.

— Дядя Данте, — умоляюще шепотом проговорила Лили. — А как же потискать?

— Не трогать! — рявкнул Данте, кряхтя подымаясь по лестнице с кухни на чердак. — Привыкай, он маг, одаренный, стихийник. Тронешь и он сам тебе руки отрежет, пока будешь прахом рассыпаться.

— Дядя Данте, вы жестоки, — Лили вдруг заплакала.

— Данте, что происходит? — вопросительно прошептал я, ничего не понимая.

— Лили, неси курицу, которую на суп думали использовать, а не коптить.

— Я быстро, — ураган унесло куда-то вниз, но по дороге она оступилась на лестнице и кубарем слетела вниз. — Я в порядке!

А Данте, опираясь на трость, которую я впервые видел за все время нашего знакомства, доковылял до стула напротив моей кровати и кряхтя присел.

Я впервые заметил, что он очень стар, этот лысый старичок, сейчас он прям источал старость и серьезность.

— У нас есть пара минут, пока она догадается, что курицу забыла в клетке в лавке, — устало проговорил Данте. —У неё мозгов иногда как у курицы…

— Женщины, — прошептал я. — Иногда эмоции выключают у них разум.

—Но ты-то не женщина, ты чего творишь? — хмуро проговорил Данте.

— Я и сам не понимаю.

— Удар медной булавой в голову пережить нельзя, законы природы едины даже в этом мире.

— Я умер? — тихо прошептал я.

— Нет, но умирают сейчас за тебя, у нас, кстати, больше крыс в доме нет, а я занялся копчением куриц, — усмехнулся Данте, опиравшись на трость. — Курица последняя из десятка, когда отпустит тебя твое забирание жизни, или, как его еще называют, касание смерти, вернешься к своему обычному состоянию.

— Я принесла курицу! — ворвалась на чердак Лили с курицей в руках, перебив Данте.

— Заткнулась! — прокричал зло Данте, оскалившись как старый матерый хищный зверь, а Лили замерла как по команде.

— Прости, золотце, — смягчился Данте. — Не перебивай меня сейчас, пожалуйста.

— Простите, Дядя Данте.

— Итак, главное на сегодня, Арно, возьмёшь монету темную. И, когда я скажу, что ты не опасен, пойдешь в храмовый район, там покажешь темную монету и скажешь отвести тебя в любой храм, положишь на алтарь и скажешь спасибо.

— За что спасибо? — прохрипел я.

— За то, что не в бою и не после да по незнанию не забрал гору жизней невинных, — проговорил тихо Данте и протянул руку в сторону рыжей. — Милая Лили, дай мне курицу.

Данте взял трепыхающуюся курицу за крыло и птица коснулась клювом моей руки. И всё. Смерть.

— Мама, — произнес я.

— Братик, я также каждый раз удивляюсь, — зачаровано проговорила Лили.

— Золотце, нам надо еще куриц, купи штук десять, Арно надо покормить.

— Но я приготовила пирог, — возмутилась Лили.

— Золотце, я тебе уже говорил, пока твой брат кушает жизнь, она ему нужнее чем людская еда, — устало потер лоб Данте, видать, Лили его достала.

— Я ведь не останусь навсегда таким? — с ужасом проговорил я, вдруг поняв, сейчас насытился и мне понравилась смерть курицы.

— Надеюсь нет, — усмехнулся старик.

— Я быстро, ведь братик хочет кушать! Дядя Данте, а можно бывшего парня братику скормить? — вдруг разоткровенничалась Лили. — Арно всё равно не помнит Гердерда, сама я его убивать не хочу, он хороший, но скормить братику его никчемную жизнь, ммм…

— Нет, нельзя, — печально вздохнул Данте.

— А…

— Нет, нельзя. Ни плохую подругу, ни собаку, которая на тебя лает, ни трактирщика, который обсчитал тебя за вино на медную монету, нельзя! На базар! За курицами! — взревел Данте.

— Я скоро, — понеслась вниз Лилит и вновь кубарем слетела по лестницы. — Я живая!

— Она руки даже не помыла от муки, — проговорил я. — А курица?

— А что курица? Сегодня будет суп, — помахал тушкой птицы Данте. — Пойдем вниз, у меня там пирог с грибами и мясом стынет, и… не касайся меня, Арно.

— Даже и не думал.

— Прекрасно, верю, — улыбнулся старик. — Лили врет постоянно. Нет, я могу заставить говорить только правду, но она соврала даже о том, какой у нее цвет волос, хах!

— И какой, по ее мнению, у нее цвет?

— Не поверишь, — заговорщицки проговорил старик. — Самый лучший.

— А если я коснусь человека, то что будет со мной? — спросил я, понимая, что человеколюбием Данте никогда не отличался, а человек будет наверняка вкуснее курицы и поможет мне лучше чем курицы.