Меррес старался дышать поглубже, чтобы заглушить колющую боль в левой руке. Он всегда был слишком полным, но сердце впервые напомнило о себе. И немудрено - после разговора с младшим принцем недолго и ноги протянуть. Змееныш был вполне убедителен в подробном перечислении всех последствий, которыми грозила маршалу так невинно начавшаяся история.

И все из-за кого? Из-за идиота, не сумевшего поладить с девкой...

Теперь придется учиться ладить с младшим, лебезить перед мальчишкой, лейтенантом, полторы девятины как напялившим мундир. Ходить перед ним на цыпочках, делать все, чтобы у того не возникло желания рассказать отцу мерзкую историю, в которую маршал вляпался по милости наследника.

Как Фабье сумел разнюхать все это? Кому он еще рассказал? От полковника можно было бы избавиться в ближайшем сражении, да и от Ролана тоже. Тот вечно лезет в гущу драки, старается показать свою храбрость. Но если оба погибнут, а обо всех обстоятельствах знает тот же Оген? Отставка, даже самая позорная, лучше топора и плахи...

Эниал накрыл голову подушкой, чтобы скулеж, рвавшийся с губ, не был слышен по всему этажу. Брат не пожалел кулаков. Бил по лицу, по груди - жестоко, словно желая убить. Но самым страшным были не удары, а белое лицо, словно ослепшие пустые глаза. Это был не знакомый с первого вздоха, с первого шага Ролан, который всегда был рядом, любимый брат, в которого можно было глядеться, как в зеркало, с которым они делили и детские хвори, и секреты... Нет, это был демон, вселившийся в брата, гневный и беспощадный.

Принц вспоминал, как все случилось. Брат вошел в его комнату, схватил Эниала за воротник мундира, заставил подняться с кровати, и ударил в лицо.

– Ты... что?
– не от боли еще, от изумления закричал принц.
– За что?

– Ты знаешь, за что, - прорычал демон, вселившийся в Ролана.

– Из-за девки?
– Эниал получил очередной удар, на этот раз в живот, отлетел к стене и там согнулся, со страхом глядя, как брат подходит к нему.
– Из-за тамерской...

– За то, что ты - насильник и убийца. За то, что ты сделал. Ты, наследник... офицер... благородный человек...
– Град ударов, негромкие, но четкие слова.
– Тебя нужно судить... но я клялся защищать тебя... и не нарушу клятву.

– Ты не скажешь отцу?

– Нет. Может, я делаю глупость...
– брат опустил руки.
– И наверняка так... Но...

Не договорив, Ролан развернулся и вышел вон. Хлопнула дверь. Эниал доковылял до постели, повалился на нее и завыл, прижимая ладони к разбитым губам.

– Кабы маршала удар не хватил, - сказал полковник, подходя к Ролану, бинтовавшему с трудом найденной чистой тряпицей руки.

В голосе Фабье не слышалось ни упрека, ни сожаления. Ролан молча улыбнулся, с трудом растягивая губы. На такую милость судьбы он не надеялся. Такие, как Меррес, умирают в своей постели от старости, а не от удара, и тем более не от угрызений совести. То, чего нет, угрызать не может.

– Он еще спляшет на моих поминках, - буркнул, разобравшись с узлом, юноша.

– Это вряд ли, - нехорошим голосом пообещал Фабье.
– Это очень вряд ли.

Юноша прикрыл глаза. Ему казалось, что каждый сделанный шаг заводит все дальше в трясину не только его самого, но и всех, кто с ним связан. Первый выбор между родством и совестью он сделал днем, предпочтя благополучие брата торжеству правосудия. Потом - угрожал маршалу, словно шантажист, грозил тем, чего делать не собирался. Потом - поднял руку на близнеца... Эниал даже не сопротивлялся. Теперь Фабье явно собирался по-тихому разобраться с маршалом.

Чем дальше, тем глубже в трясину, тем хуже и хуже. Так начинает сбываться проклятье?..

– Роже... Я не могу вам приказывать, но хотел бы попросить.

– Да, ваше высочество?
– удивленный полковник отступил, оперся на стол.
– Я слушаю вас.

– Вы уже не хотите звать меня по имени? Ладно, не в том дело. Я прошу вас - предоставьте маршала его судьбе.

– Ролан, это неразумно. Меррес будет кланяться в лицо, но ударит в спину.

– Значит, так будет, - отрезал принц.
– Довольно. Мы все сходим с ума... Маршал - моя забота. Он ваш командир, и я прошу вас не нарушать присягу. Поклянитесь, Роже.

– Я исполню вашу просьбу, принц.

В виски забили по раскаленному гвоздю, глаза слезились сами собой. Он не плакал, нет - просто лицо горело, а под веки словно насыпали песка. Воздух, сочившийся из щелей в раме, вонял падалью, руки пахли кровью - он испачкал рукава мундира. Они все испачкались, каждый в своем, и теперь не отмыться.

– Какой сегодня отвратительный день...
– вздохнул Ролан, с отвращением глядя на темнеющее небо.
– И этот вечер... кровь. Слишком много крови...

– Ролан, ты здоров?
– полковник подошел вплотную, положил юноше руку на плечо.
– Не понимаю я тебя.

– Это и к лучшему, Роже. Я хотел бы побыть один, не сочтите за грубость...

Полковника Фабье пришлось выпроваживать: он не хотел уходить, предлагал прислать лекаря, служанку с вином, побыть с принцем до утра. Ролан вежливо отнекивался, хотя виски жгло так, что хотелось орать, и все же сумел убедить эллонца оставить его в покое.

Ролан закрыл дверь на задвижку, сел за стол. Кувшин с водой, не убранная вовремя тарелка с остатками хлеба, тупой серебряный нож. Пальцы бездумно терзали ломоть, превращая его в горку крошек. Трещал огарок свечи, зачем-то зажженный принцем, металось на ветру неровное пламя. Собственная тень на стене казалась горбатым чудовищем, напрыгивающим на добычу. Откуда-то пахло теми самыми белыми цветами, названия которых Ролан так и не выяснил.