– Что случилось?
– спросил, наконец, Саннио.
– Что-то плохое?

"Король умер?
– подумал он.
– Или еще что-то... хуже?".

Герцог тряхнул головой, словно разбуженный не вовремя, потом зажмурился и провел руками по волосам от висков к затылку - привычный жест. Открыл глаза - в них больше не плескалось расплавленное серебро, а остывал обычный серый дым. Губы неловко дрогнули, чуть смягчаясь.

– Вероятно, плохое, мой дорогой племянник, - Гоэллон дернул плечом.
– Я вынужден уехать на север. На пару девятин, не меньше.

– Вы?
– Саннио понял, что его в компанию не возьмут, и огорчился донельзя.
– Опять?

– Да, действительно... опять, - дядя усмехнулся.
– Это превращается в обычай. Увы, на этот раз мне придется заниматься совсем иными вещами. Его величество король, да продлятся его дни, в бесконечной мудрости своей велел мне принять командование армией.

– Чем?
– опешил юноша.

– Армией, Саннио, ар-ми-ей, - герцог потянулся.
– Поверите ли, я задал ровно тот же вопрос. Правда, в более подобающей форме. "Простите, ваше величество, возможно, я ослышался? Что я должен сделать?" - Тон был весьма издевательский, да и выражение лица соответственное.
– И король мне терпеливо ответил: вы, возлюбленный брат мой Руи, возглавите командование Северной армией Собраны. Хорошо вам, драгоценнейший: вы пока можете себе позволить упасть со стула или открыть рот, как сейчас... А я и этой последней отрады был лишен.

Саннио прикрыл рот и принялся лихорадочно обдумывать услышанное. Северная кампания провалилась с таким треском, что, должно быть, все короли династии Сеорнов, а с ними и все прославленные полководцы сейчас проклинали бездарных потомков, наблюдая за происходящим из Мира Вознаграждения. Юноша предполагал, что отец герцога, Ролан Победоносный, уже собирается явиться в виде призрака своему царственному племяннику и устроить тому хорошенькую взбучку, а генерала и маршала Мерресов запугать до паралича. Но почему - герцог Гоэллон?.. В Собране полным-полно генералов, которых и нужно ставить на место опозорившегося маршала.

– Вы даже не военный...
– Саннио вспомнил, как сам герцог говорил о своем военном таланте. Может быть, он и шутил, но к армии никогда не имел ни малейшего отношения, это точно.

– Вы-то об этом помните, - вздохнул герцог.
– А вот его величество - увы...

– И что же теперь будет?
– Юноша вспомнил давешний разговор, и не без ехидства добавил: - Помимо питья чернил и ужина?

– Теперь я буду выполнять приказ короля и выгонять тамерцев с севера, а вы останетесь здесь, - пожал плечами Гоэллон.
– Что же еще?

– А вы можете? Ну... выполнить такой приказ?
– Саннио почувствовал, что на щеки наползает румянец. Вопрос не из подобающих даже родственнику и наследнику...

– Вы думаете, у меня есть выбор? Вы всерьез предполагаете, что мои возможности и способности имеют какое-то значение? Саннио, с повелениями короля не спорят, даже с подобными. Их просто исполняют. Король приказал мне очистить север от вражеской армии - значит, это должно быть сделано, и это будет сделано.

– Король уже приказал казнить мятежников...
– шепотом сказал юноша.

– Так-так-так, - расхохотался герцог.
– Дайте-ка, я угадаю, что вы читали в последние дни. Историю Оганды - верно, дорогой мой малолетний вольнодумец?

– Угу...
– Именно это Саннио и читал, и то, что он успел прочесть, ему нравилось.

Государство, расположенное на юго-западе от Собраны, казалось ему устроенным куда разумнее родного. Власть монарха там была ограничена не только сводом законов, но и волей парламента, члены которого выбирались народом Оганды. Королева Стефания назначала министров и прочих придворных, но ни одно поистине серьезное решение не могло быть принято без одобрения парламента, который заседал непрерывно. Парламент утверждал и новые законы, а конституция - основной свод законов - оставалась неизменной уже несколько сотен лет.

Собранская Ассамблея, которую созывали раз в три года, в сравнении с парламентом Оганды была лишь театром. Король знакомился с пожеланиями подданных, которые зачитывали члены Ассамблеи, а потом издавал указы и эдикты по собственному разумению. Считалось, что король прислушивается к тому, что доносят до него члены Ассамблеи, но, если он не хотел прислушиваться, то никто не мог его к этому принудить. В Оганде все было иначе. Если король или королева хотели принять решение, противоречившее воле парламента, то генералы и чиновники подчинялись парламенту, а не королеве. Правящая династия не навязывала свою волю силой, а находила разумный компромисс с желаниями членов парламента. Порой коса находила на камень, но побеждала воля выборных представителей народа. Это называлось "народоправством", и даже королева Стефания, которая порой ссорилась с парламентом, гордилась государственным устройством и тем, что жители Оганды принимают в управлении страной самое живейшее участие.

Саннио вчера прочел ее речь при вступлении на трон. Королева говорила о том, что гордится своим народом, что обещает исполнять его волю, что во всем мире нет столь свободного, гордого и разумного народа, как жители Оганды, мудрость которых равняется, а порой и превосходит мудрость королей... Юноша плохо представлял себе, какая мудрость в вопросах государственного управления может быть у кузнеца или шорника, но люди в Оганде жили лучше, сытнее и свободнее. И еще - любой житель страны, нарушивший закон, имел право предстать перед судом, где защитник и обвинитель спорили перед присяжными о том, виновен ли он. Это касалось даже принцев крови. Королева не могла просто приказать казнить какого-то человека, будь он крестьянин или аристократ.