Суматоха во дворе, затеянная спозаранку, определенно выбивалась из обыденного распорядка жизни в доме. Саннио с нажимом провел пальцами от висков к макушке, потом пригладил вздыбившиеся волосы. Ведь снилось что-то приятное... Если шум устроен без достойного к тому повода, виновникам несдобровать. Дядя едва ли похвалит его за то, что в отсутствие хозяина слуги распустились и обзавелись дурными привычками.

Подойдя к окну в кабинете и глянув вниз, он обнаружил, кто на самом деле является виновником переполоха, и сначала подумал, что спит. Проснулся во сне, бывает такое. Только что помянутый хозяин дома никак не мог оказаться сейчас во дворе этого самого дома: армия должна была вернуться ближе к концу девятины.

В следующий момент юноша уже прыгал на одной ноге, натягивая узковатые штаны, потом проклинал остроносые туфли за пышные ленты, которые непременно нужно было завязать, чтобы не свалиться с лестницы, и вообще пытался одеться и привести в порядок волосы за половину минуты. Вылетать растрепанным кошмаром не хотелось, медлить - тоже.

Уже в коридоре Саннио толкнул плечом Ванно, спешившего навстречу с известием о возвращении герцога. Слуга хмыкнул вслед, развернулся и пошел обратно к лестнице. Юноша к тому времени уже мчался вниз и, преодолевая разом по три ступеньки, оказался на первом этаже ровно в тот момент, когда Никола открыл перед герцогом дверь.

Дядя качнул головой и усмехнулся:

– Дорогой мой Саннио, я, кажется, не брандмейстер, да и пожара в доме нет, чтоб так-то спешить?
– и немедленно добавил, видя, как племянник замирает на первой ступеньке, опешивший от такого приветствия: - Ну-ну, не обижайтесь, я тоже рад вас видеть.

Короткое объятие - скорее уж, хлопок ладонями по плечам, - потом герцог отстранился. Саннио во второй раз за несколько минут почувствовал себя несчастным и виновным в неизвестном проступке. Он тоже сделал шаг назад, пропуская дядю к лестнице.

– Никола, нагреть воды, потом - завтрак в мой кабинет. Саннио, я надеюсь, что вы составите мне компанию за завтраком, - звучало все это резко и неприветливо.

– Да, герцог.

Гоэллон тыльной стороной ладони провел по лбу, кажется, хотел что-то сказать, потом молча прошел по лестнице, которая вела вниз, в купальню. Судя по всему, за завтраком наследнику предстояло услышать много неприятного. Почему дядя вообще вернулся так рано? Что случилось? Что и кто ему уже успел рассказать о том, что натворил племянник? И что вообще он натворил, точнее, что именно из длинного списка деяний и распоряжений вызвало подобное недовольство. Как назло, Кадоль должен был вернуться часа через два: уехал по делам в предместья, и обсудить с ним все это возможности не было.

К завтраку юноша одевался уже долго и тщательно. Удивил Ванно тем, что трижды менял решение насчет костюма, потом непривычно долго водил гребнем по волосам, пытаясь расчесать их до блеска. Одна рубаха просто не нравилась, другая оттенком не подходила к камизоле... все было не так и не то.

– Вы как на казнь собираетесь, молодой господин...
– проворчал наконец Ванно, замученный тем, что Саннио раз пять проделал один фокус: одевался, смотрел на себя в зеркало, морщился и требовал другой костюм, цепь или застежку для ворота.

Чужим - дядюшкиным - жестом юноша дернул плечом, потом мрачно поинтересовался: - Почему не на свадьбу?

– Да сразу видать, что на душе у вас несвадебно...

Так дела и обстояли; завтрака, время которого неумолимо приближалось, юноша боялся примерно так же, как казни. Он уже трижды перебрал в уме все, что натворил за весну: и участие в подавлении хлебного бунта, и отправленных из столицы Готье с Файе. Второе, конечно, делалось по совету Кадоля, но спрашивать герцог будет с наследника, а не с капитана охраны. Что еще?

Саннио робко постучал по тяжелой резной двери кабинета герцога, услышал позволение войти и сделал пару шагов от порога. Стол был уже накрыт, увы - на двоих, значит, придется есть, хотя кусок в горло едва ли полезет. Дядя сидел на своем любимом месте у окна, и свет мешал рассмотреть выражение его лица. Влажные волосы были распущены по плечам. Слуга не стоял за креслом - значит, герцог решил поговорить с племянником наедине. Должно быть, для племянника все обстоит весьма печально.

– Ну, что вы там замерли? Проходите и садитесь... Так-так-так, нет, сначала идите ко мне...
– Голос звучал тепло и приветливо; от сердца отлегло.

Объятие тоже было другим - долгим и крепким, и Саннио сделал то, о чем мечтал всю весну: уткнулся лбом в плечо герцога, и так надолго замер, чувствуя, что жизнь делается лучше с каждым мгновением. До юноши без лишних подсказок дошло, что он в очередной раз выдумал себе невесть что, приняв крайнюю усталость после дороги за гнев. Когда Реми отпустил его и Саннио вернулся в дом, он тоже никого не замечал, а что отвечал на вопросы и отвечал ли вообще - не мог вспомнить через минуту. Вышедший же навстречу Ванно показался лишь досадной помехой на пути к постели.