– Это неважно. Впрочем... вы так хотите это знать, а я хотел бы видеть его лицо, когда вы расскажете ему. Прежде всего скажу - я не хотел убивать герцогиню Алларэ, но нисколько об этом не жалею. Я лишь взял жизнь за жизнь, но чтобы защитить будущего короля, а не походя, даже не заметив того...

– Смерть Анны Агайрон - его рук дело?

– Да, и все было проделано так глупо, что показания герцогини указали бы на истинного отравителя. Самое нелепое, что метил он не в Анну, а в Мио.

– Жизнь за жизнь?
– напомнила Кларисса.

– У меня была сестра-близнец. Ее давно забыли. Ваша Ханна красива, а Ирма была тоже высокой, но слишком неуклюжей. Еще она была очень похожа на меня. Что простительно мужчине, то уродует женщину. Дурочка влюбилась в герцога Алларэ. Ему было семнадцать, он упивался поклонением дам и господ столицы. Ирма... для него она была лишь некрасивой навязчивой девицей. Он публично оскорбил ее и отверг. Другая бы поревела и утешилась, но сестренка...
– Скоринг повернул голову в сторону. Тяжелый правильный профиль - впору на монету, и такой же неподвижный. Голос и выражение лица слишком уж расходились между собой.
– Она покончила с собой. Я тогда был на Западном фронте. Отец запретил мне мстить, сказав, что это запятнает честь семьи. Для всех Ирма просто утонула, несчастный случай.

– Но вы еще и приказали пытать его!

– Я делал это сам. Мне нужна была исповедь...

– Герцог Гоэллон не простит вам смерти Мио, - вздохнула Кларисса.

– Я знаю, - пожал плечами Скоринг.
– Знаю, но не жалею об этом. Моей сестре было далеко до герцогини Алларэ, но разве любить можно только золотых девочек?

Кларисса замолчала, поплотнее закутав плечи накидкой. Поблизости от герцога-регента вдруг стало холодно, невзирая на всю духоту зимнего сада.

– Спрашивайте, госпожа моя, дальше. У вас ведь много вопросов.

– Не сейчас, - покачала головой Кларисса.
– Мне нужно обдумать услышанное.

– Думайте, сколько сочтете нужным. Поверьте только, что вам я не лгал.

– Что у вас за кольчуга?

Герцог Скоринг резко рванул вверх рубаху. Кожу обливало тонкое стекло, совершенно прозрачное. Блики подчеркивали рисунок мышц.

– Я знаю, откуда это...
– шепотом сказала госпожа Эйма.

– Разумеется, знаете. Ученица старухи Алларэ не может не знать.

– Об этом я тоже могу рассказать?
– она шутила, но уже решила для себя, что не станет ни о чем подобном говорить Реми. Слишком многое нужно узнать, проверить, свести концы с концами. Если Скоринг солгал...

– Конечно. Алларэ попросту не поймет, а герцог Гоэллон едва ли не догадывается сам. Я дал ему вполне недвусмысленный знак. Он даже верно меня понял.

– Урриан... я никак не могу понять, чего вы хотите!
– Кларисса шагнула вперед и осторожно прикоснулась к тому, что герцог Скоринг назвал кольчугой. Теплое стекло, гибкое и очень прочное, наверное. Острие стилета не оставило на нем даже царапины, а ведь она била сильно.

– Я могу и рассказать вам.
– "Можешь, конечно. Только я сначала должна понять, насколько можно тебе верить. Есть ли в твоих словах хоть толика правды, или все это игра, где я - вожу, у меня глаза завязаны платком, а ты прячешься, ускользаешь, обманываешь...".

– Вы сказали, что не лгали мне. А кому лгали?

– Всем, - усмехнулся регент, поправляя воротник. Рубин в герцогском перстне отбросил алый блик. "Не знаю лжи!" - вспомнила Кларисса девиз рода Скорингов.
– Отцу, королю, Араону, этому... горе-засланцу герцога Гоэллона, бастарду, "заветникам"...

– Ну и как я могу верить, что мне вы не лжете?
– топнула ногой женщина; хрустнул под ногой сырой гравий. Скоринг развел руками - устало, равнодушно.

– Не вижу способа вас в этом убедить. Идите, госпожа моя, вам нужно отдохнуть. Я всегда буду рад вас видеть.

– Один монах пригласил к себе в гости другого. Ночь была студеная, и приглашенный замерз до полусмерти под дверью. Наконец постучал он в дверь кельи, и спросил: "Брат, разве не сам ты пригласил меня?". Тебя, ответил монах, но не твою гордыню...

"Послушник Эрин" расхохотался так, что его могли услышать на всем этаже, плюхнулся на лавку и улегся затылком на колени брата Жана. Веревку, стягивавшую волосы на затылке, он опять где-то потерял, так что перед старшим воспитателем оказалось создание, мало гармонировавшее с суровой обстановкой кельи послушника. Не то хорошенькая девица с пышными бледно-золотыми волосами вокруг прелестного лица, не то вестник Сотворивших, решивший вдруг поваляться на лавке. На коленях у брата, которому вменялось в обязанности призывать его к порядку.

В любом случае ясно делалось, за что Элграса уже назвали "нестроением ходячим".

– Притча, конечно, содержит в себе шутку. Но...
– брат Жан поколебался, - ржать над ней не подобает, ибо вы не конь, а юноша. Также не подобает и принимать чересчур вольные позы, дабы не смущать братию.

В широко распахнутых глазах мелькнула слишком уж взрослая, понимающая насмешка - но еще по-детски безжалостная. Вместо того, чтобы встать, послушник повернулся набок, поймал ладонь Жана и опустил себе на щеку.