Но как раз тут и начинались проблемы, поскольку Ландман совершенно не знал Хартунга. Он понятия не имел, как тот ведет себя в стрессовых ситуациях, насколько хитер, насколько изобретателен. И захочет ли вообще участвовать в его затее.

Ландман прекрасно осознавал, что ставки высоки. Он либо окажется на вершине, либо с треском провалится. Возможны даже оба варианта. Но не лучше ли так, чем действовать взвешенно и осторожно и бесконечно оставаться середнячком? Сколько раз Ландмана обгоняли коллеги ничуть не талантливее его! Все потому, что у них было достаточно наглости, потому что они шли напролом. Ландман как-то смотрел документальный фильм о Ники Лауде, который на вопрос о секрете своего успеха ответил: «Нужно решиться быть великим человеком. Потому что иначе вы так и останетесь маленьким». Отныне это станет его девизом. Ландман вдохнул прохладный ночной воздух и почувствовал прилив сил.

Он постучал в дверь видеотеки, Хартунг открыл не сразу.

— Ну что, все успокоилось? — спросил Ландман.

Хартунг зевнул — по всей видимости, уснул за прилавком, на левой щеке виднелся отпечаток скрепки.

— Мне жаль, что мои коллеги вам докучали, — продолжил Ландман, — такого я не ожидал. Если позволите, отныне я буду все координировать.

— Что вы собрались координировать?

— Ну, к примеру, интервью. Я уже подготовил список.

— Вы сказали, мне больше ничего не нужно делать и через две недели обо мне забудут!

— Да, я так думал, но интерес к вашей истории колоссальный, что, по сути, должно вам льстить: только подумайте, для вас сейчас открыты все двери…

— Мне все равно. Не вам же придется выставлять себя идиотом, а мне. Я думал, эти репортеры меня задавят.

— Поэтому мы и должны выбирать. По одному СМИ в каждой области, тогда получится сохранять эксклюзив и запрашивать гонорары.

— Гонорары?

— Да, не горы денег, конечно, но по пятьсот евро за интервью гарантирую. Одно для ежедневной газеты, одно для женского журнала, одно для радиостанции, одно для телевидения и одно для он-лайн-портала. Как вам идея?

— Ну… — замялся Хартунг. — Тогда ведь… что ж, это надо обдумать.

— Нам заранее присылают вопросы, мы вместе по ним проходимся, репетируем ответы. Вот увидите, такие интервью — всего лишь вопрос практики. И никто не упрекнет вас в непрофессионализме. Наоборот, вы будете выглядеть более обаятельным и убедительным, чем если бы вели себя уверенно.

— А если я не смогу ответить на какой-нибудь вопрос?

— Тогда скажете: «Мне не хотелось бы об этом говорить». Или: «Это слишком личное». Что больше подойдет, в зависимости от ситуации. Вас поймут.

— А вы будете на интервью? — спросил Хартунг.

— Это покажется… странным, я ведь журналист, а не пресс-секретарь.

— А если мы скажем, что я настаиваю на вашем присутствии? Потому что вы лучше ориентируетесь в документах и я не хочу ничего напутать;

Ландман задумался. Почему бы и нет. Таким образом он будет стоять у руля и сможет вмешаться, если вдруг возникнут лишние вопросы, с которыми Хартунг не справится.

— Ладно, это можно устроить. Главное — придерживаться того, что написано в статье.

— Даже того, что не совсем… ну вы понимаете?

— Вы имеете в виду незначительные искажения?

— Да, именно их.

— Не стоит мучиться угрызениями совести, господин Хартунг. Вы не лжете, вы просто недоговариваете — это большая разница. Вы сломали предохранительный болт на стрелке — факт. Сто двадцать семь граждан ГДР попали на запад — факт. Вы сидели в тюрьме Штази — факт. А все остальное — детали.

— А паук?

— Отвечайте: «Это слишком личное, мне тяжело об этом говорить». Или что-то в этом роде.

— И на этом все кончится?

— Непременно. Завтра мы подготовимся, послезавтра у нас день на все интервью. Каждый получит, что хочет. И вас оставят в покое.

Хартунг, казалось, расслабился. Он взял в холодильнике две бутылки пива, мужчины выпили. Ландман тоже почувствовал, что волнение утихает. В последние несколько дней он почти не спал, был напряжен и раздражителен. Все вокруг вертелось, приходилось незамедлительно реагировать и все время быть начеку. Этим вечером он впервые почувствовал, что контролирует ситуацию.

Все пройдет замечательно, — сказал он больше себе, чем Хартунгу. — Интервью ведь не экзамен, можете говорить о чем хотите. О жизни в ГДР, например. О том, как вы страдали.

— Ну что значит страдал. Было плохое и было хорошее, наверное, как и везде.

— Но не везде ты заперт за Стеной, за тобой следит Штази и нельзя купить джинсы.

— Это верно, — согласился Хартунг, — но о таком думаешь не каждый день. Да и привыкаешь ко многому. Порой мне кажется, что вся наша жизнь — одна большая привычка.