Шрифт:
Беата подцепила ее под руку и потянула к стеллажу со сладостями, где как раз образовался полонез — форма коллективной радости, которую Паула всегда ненавидела. Но, похоже, здесь до этого никому не было дела: она почувствовала на своих плечах ладони Беаты, сама уцепилась за спину плотного мужчины в кожаном жилете и отдалась всеобщему порыву. Они сделали круг по всему магазину, протанцевали мимо ящиков с пивом и мимо кошачьего корма, свернули к стеллажам с чипсами, сделали крюк через туалетную бумагу и чистящие средства и вернулись к сладостям.
— Еще кружок! — закричали все в один голос, тем временем заиграла песня АВВА, и Паула поймала себя на том, что подпевает во все горло. Пунш ударил в голову. Паула вся взмокла, она и не помнила, когда в последний раз так веселилась.
Вскоре наконец пришел Михаэль и, кажется, даже не удивился, увидев ее танцующей между стеллажей с совершенно незнакомыми людьми. Он представил ее Бернду, и тот нашел подарок Паулы (аюрведическую свечу с индийским эфирным маслом розы) чрезвычайно полезным, потому что надеялся с ее помощью скрыть запах плесени, витавший в магазине последние несколько недель.
Михаэль и Беата подготовили игру — колбасную викторину, суть которой заключалась в том, что Бернд с завязанными глазами должен был пробовать разные колбаски и определять их происхождение. Две колбаски взяли в магазине Бернда, одна была собственноручно приготовлена мясником Герлахом, торговавшим за углом, и, конечно, одна ростокская — любимый сорт Бернда. Именинник оказался непревзойденным экспертом: колбаски из своего магазина он узнал уже по запаху, остальные с легкостью определил с первого укуса.
Слепая дегустация Бернда вызвала столько смеха, что у гостей пересохло в горле и пришлось прерваться на пилзнер. Кроме того, у Беаты еще оставался пунш. Танцы продолжались. Было так весело, так легко и беззаботно, что в Пауле на мгновение проснулась зависть. Почему у нее не такие друзья? Почему у нее не такая жизнь? В ее жизни было все так серьезно, рационально и по-взрослому. Здесь же ее окружали люди как минимум на пятнадцать лет старше, и при этом она чувствовала себя родительницей на детском утреннике.
Она так боролась за эту взрослость, столько лет металась между идиотскими мечтами, сильнейшей тоской и страхом потеряться в дебрях своих эмоций. Странно, подумала Паула, каким нереальным все это стало, как стремительно утекает время, когда ты о нем забываешь. Саломе Дюбуа — так она называла себя, когда ей было двадцать. Почему именно так? Она и сама не знала. Носила берет, купила старую камеру «лейку». Она много фотографировала, но, к сожалению, те снимки не передавали ее чувств. Почти все время она проводила в парижском баре среди людей, в той же степени желавших быть кем-то другим. Вскоре усилия быть в чем-то уникальной стали настолько утомительны, что она бросила это дело.
А потом решила попробовать снова и, пусть и ненадолго, посвятила себя икебане — японскому искусству создания цветочных композиций. Она стала называть себя Акико, дитя осени, потому что родилась в сентябре. Правда, ее икебаны, которые она делала в основном для друзей и знакомых, выглядели мрачновато. Она любила использовать черные розы, высушенный папоротник и сухие ветки березы. Позже терапевт объяснил, что это были сигналы, которых никто не понял.
Однажды она стала снимать квартиру вместе с Филиппом, с той поры в ее жизни началось то, что она позже назовет спасением. Филипп учился на юриста в Свободном университете Берлина, носил синие рубашки поло, делал по пятьдесят отжиманий в день и каждое утро готовил ей мюсли и кофе с молоком в постель. Иногда она гоняла его по вопросам перед экзаменами, подмечая при этом, насколько логична и упорядоченна система немецкого правосудия. Ее восхищал трезвый взгляд, систематичность в рассмотрении дел, элегантная простота Гражданского кодекса. В этом юридическом мире рубашек поло и мюсли все было прозрачно и обоснованно. Только аргументы, проверяемые факты, неопровержимые доказательства, комплексные выводы. В этом мире не было места чрезмерным эмоциям или иррациональным суждениям.
Она поступила в тот же университет, что и Филипп, с которым они стали парой или вроде того. С ним было комфортно, он оставлял ей личное пространство, а по мнению Паулы, большего от мужчины и не надо.
Первый и второй государственные экзамены она сдала на отлично в рекордно короткие сроки. Это далось ей легко. Через два года она стала партнером «Ротер и Шустер», что также было рекордом. К своему удивлению, она обнаружила, что ей нравится выступать в суде. Там она могла быть кем-то, кем никогда не была наедине с собой. Вскоре Паула стала вызывать восхищение и страх. Она с беспощадной меткостью разносила в пух и прах свидетелей, но в то же время с большим трудом поддерживала непринужденные беседы на вечеринках.
Это привело к тому, что Паула почти не вылезала из офиса и свела к минимуму личную жизнь. Даже Филиппу в какой-то момент ее стало мало, они расстались, и Пауле пришлось искать новую квартиру. Которая, по сути, ей была не нужна, потому что в офисе стоял диван, на котором она все чаще ночевала. Это казалось странным даже ее коллегам. Они запретили Пауле работать допоздна и заботливо приглашали ее на ужин к себе домой, но для Паулы это был сущий кошмар.
На одном из таких вечеров она познакомилась с Гюнтером. Он был психотерапевтом и имел пагубную привычку влюбляться в женщин, чьи случаи находил интересными. Его помощь и множество скучных сессий с годами привели к тому, что теперь она могла танцевать полонез в восточноберлинском магазинчике и чувствовать себя при этом необычайно живой.