Еще на подъезде Хартунга посетило дурное предчувствие. Дорожка, окаймленная факелами, деревянные таблички с надписями «Тропа лилий» и «Сиреневый путь», несколько назойливый запах дров, ветряные колокольчики, мечтательно звенящие в темноте, и вдобавок эта театральная луна над озером, естественно покрытым туманом. «Как романтично!» — восхищалась Паула, в то время как его не покидало чувство, будто они оказались в декорациях низкопробной мелодрамы. Но он, конечно, этого не показывал, а только кивал и с умным видом оценивал качество напольного покрытия террасы перед их коттеджем, как здесь называли бунгало с фахверковым фасадом.

Это была их первая совместная поездка, можно даже сказать, первый серьезный выход в свет в качестве пары. Между этой поездкой и юбилеем Бернда были еще два похода в кино, воскресная прогулка по лесу Шорфхайде и концерт, на который они опоздали.

Романтический отель «Озеро счастья» был логичным шагом, по крайней мере так утверждала Беата, с которой Хартунг советовался по вопросам их с Паулой отношений. Беата была здесь несколько лет назад на йога ретрите и посоветовала это место Хартунгу. «Идеально для влюбленных парочек», — сказала она с немного грустным видом.

Паула отперла дверь коттеджа. Настенные лампы создавали полумрак, пахло сандалом. На кроватях лежали свернутые в форме сердец полотенца, подушки украшали лепестки роз. Хартунг вдруг почувствовал давление завышенных ожиданий: все здесь было таким напускным, искусственным, но, возможно, так виделось только ему, а Пауле нравилось. Он глубоко вздохнул, предстояло как-то выдержать следующие сорок восемь часов. В конце концов, именно он выбрал этот отель.

Паула села на кровать.

— Михаэль, я разочарована! — сказала она.

— Почему же?

— Оглядись, ты притащил меня в этот отель, явно предназначенный для возрастных пар, желающих немного освежить свою сексуальную жизнь после долгих, мучительных лет брака. Конечно, мы с тобой тоже возрастная пара, но все-таки еще пока в той фазе, когда не нужны все эти шоколадные сердечки, зеркала и ароматические свечи. Достаточно придверного коврика или кустов за парковкой.

В этот момент Хартунг понял, что эта женщина еще великолепнее, чем он думал. Она в самом деле это сказала? Неужели она только что озвучила его мысли, да так, как он, вероятно, никогда не осмелился бы? Ему захотелось обнять ее прямо сейчас, вдохнуть ее коричный аромат и прикусить мочку уха. Но вместо этого он молча стоял, как посыльный отеля в ожидании чаевых.

— Ах, прости, — сказала Паула, — я тебя, наверное, обидела. Ты организовал все это для меня, а я высмеиваю.

— Нет, ты только что меня очень обрадовала, — ответил Хартунг. — Нужно изрисовать здешние стены черепами и включить хеви-метал, чтобы разбавить эту липкую романтическую атмосферу.

Паула рассмеялась:

— А я уж испугалась, что тебе здесь и вправду нравится.

— На самом деле я проверял твой вкус. Поздравляю, ты прошла проверку!

— Что было самым романтичным в твоих отношениях?

— Ты правда хочешь знать? Не будешь ревновать?

— Я не ревнивая.

— Постой, ты не ревнивая, тебе не нравится вся эта романтическая дребедень, ты вообще женщина?

— А ты? Плачешь по телевизору и любишь лепестки роз, и к тому же ты мне так и не ответил.

— Самое романтичное, что было у меня в отношениях? — Хартунг призадумался. — Я свалился с дерева с Сюзанной Гайслер, моей второй девушкой.

— Да брось.

— Правда! Мы сидели на такой вышке на дереве, из которой охотники устраивают засаду на дичь, целовались, и в какой-то момент эта вышка обвалилась.

— И что же в этом романтичного?

— Мы лежали на обломках, моя рубашка порвалась, плечи исцарапаны в кровь, Сюзанна вывихнула руку. Но мы посмеялись над нелепостью ситуации, а потом переспали.

— Кровоточащие раны, вывихнутое плечо — любовная игра, на которую способны только мужчины из Восточной Германии.

— Да, мне нравится, когда что-то идет не по плану, но все равно получается круто. Даже лучше, чем ожидалось. Если бы вышку увивали цветы, на нас были бы льняные одежды, бутылочка французского пино-гри отражала бы свет закатного солнца, скорее всего, этот вечер давно бы забылся.

— А вот теперь я ревную. Может, хотя бы сломаем кровать?

Хартунг вскочил на матрас и, изображая игру на гитаре, запрыгал по кровати так, что позавидовал бы Ангус Янг из AC/DC. Паула присоединилась к нему, ее волосы взлетали вверх. Хартунг с Паулой держались за руки, смеялись и визжали, пока потные и запыхавшиеся не рухнули на кровать.

— Думаю, мы изгнали романтического дьявола, — отдышавшись, сказала Паула.

— А что там насчет придверного коврика?

— Этим займемся завтра.