— Держись, брат, только не отключайся сейчас.

На плечах — Михаил, у которого прострелены нога и рука, чувствую себя словно поднимаюсь на вершину скалы. Лестница продолжает ходить из стороны в сторону, и каждое моё движение — сопротивление этому дьявольскому маятнику. Михаил молчит, стиснув зубы, и я чувствую, как он старается не обременять меня своим весом, но это, в общем-то, и не играет большой роли. Его веса я почти не чувствую.

Руки держатся крепко, шаг за шагом поднимаюсь всё выше, видя перед собой только лестницу и размытые очертания вертолёта над головой. Подо мной — пустота, но я стараюсь об этом не думать. Вниз не смотрю — если ошибиться, то мы оба рухнем в пропасть.

Но нет, не сегодня.

В голове пульсирует одно — вперёд, наверх, ещё шаг, ещё. И вот мои руки касаются борта, кто-то из парней сверху подаёт руку, помогает затянуть Михаила внутрь.

Еще рывок — и вот я на борту, устраиваюсь на сидение. Вокруг — глаза парней. Кто-то тихо смеётся, кто-то шепчет.

— А ведь ушли мы от духов, Беркутов! — замечает Колесников, с трудом переводя дыхание, но уже подмигивает мне с привычной дерзостью.

Все, кто на борту, с удивлением смотрят на меня, на мои ноги, руки, как будто видят какой-то трюк.

— Беркутов, как ты забрался на борт с грузом так легко и быстро? — кивает один из пилотов, проверяя, что все в вертолёте.

Молча улыбаюсь.

Люк захлопывается, и винты рвут воздух, поднимая нас над горами, я, наконец, могу выдохнуть. Сергей и Михаил лежат, их лица побелели, кровь заливает их формы.

— Всё в порядке, парни. Живы — это главное, — отвечаю, как только вертолёт, наконец, взмывает в воздух.

Мы летим, отсчёт идёт на минуты — каждый знает, что путь до базы займёт немного, но никто точно не может сказать, где мы приземлимся. Вертолёт громыхает, порой заносит, но пилот делает своё дело, и мы все знаем — он довезёт нас до конца.

— Нас высадишь, — кричу пилоту, — А Михаила и Сергея — сразу в госпиталь.

По прибытию мне сразу сообщают, что меня ждёт командир.

Шагаю прямиком в штаб.

Жара в штабе почти такая же, как снаружи, только здесь пахнет не пылью, а бумагой и потом.

Захожу к командиру — полковник Петров ждёт меня за столом, хмурый и сосредоточенный. Его глаза — серые, цепкие, он смотрит так, прямо, будто насквозь.

— Беркутов, докладывай, — кивает он. Коротко, по-деловому.

Я начинаю отчёт. Рассказываю, как выполнили задачу, как вытащили раненных под обстрелом, как дотянули до вертолёта. Всё — быстро, сжато, но ничего не упускаю.

— Засада, говоришь, серьёзная была, — произносит он, опуская взгляд в бумаги. — Думал сам, как могли вас так плотно обложить?

— Не всё сразу заметили, товарищ полковник, — отвечаю. — Местность сложная, эти скалы, расщелины… всё будто специально для засады устроено. Но мы пробились, как и должно.

Петров коротко кивает, видно, что слушает внимательно.

— Потери? — его взгляд, как выстрел, бьёт точно в цель.

— Двое раненых, боеспособны частично. Сергей — тяжело, его сразу в госпиталь. Второй — ходячий, но рука почти не действует, в операциях пока не участвует.

Он хмурится. Знаю, что терять бойцов Петров ненавидит. Для него это не просто задача, он сам готов стать одним из нас, если бы не генеральские звёзды, что, вероятно, ему прочат.

— Что ж, Беркутов, сейчас у нас не самое спокойное время, — полковник постукивает пальцами по столу, — работы будет много. Слушай внимательно, чтобы потом без вопросов.

— Слушаю, товарищ полковник.

— Каждая группа разведки получила свою задачу, — продолжает он, — но твоя — ключевая. Нам надо не просто найти объекты, а вскрыть систему охраны, определить слабые точки противника. Смотри, что у нас есть, — он разворачивает передо мной карту, отмечает ориентиры.

— Сначала разведка, потом донесения, а дальше, когда подготовим нужные данные, можно и операцию провернуть, — говорит Петров, стуча пальцем по точкам на карте.

— Афганцы у себя дома, их укрытия и проходы нам в жизнь не разгадать, если будем полагаться только на карты. Нужно самим, шаг за шагом, изучить каждую тропу, каждую укреплённую точку. Работа изматывающая, но именно такие операции нам сейчас нужны.

— Значит, что нужно. Лазить по скалам, отмечать все передвижения? И в кишлаке все посты и дислокации их зафиксировать.

— Не просто лазить. Прочувствовать всё, как будто сам с этой горой сросся, понимаешь? — отвечает Петров, и его голос обретает почти ледяную твёрдость. — Твоя цель — не только найти объект, но и слиться с ним, чтобы никто не подумал, что мы здесь. Вскроешь охрану, найдёшь слабые места. И на это у тебя будет три дня.

Молча киваю. Он вдруг прищуривается, и это придаёт всей задаче другой оттенок, словно впереди что-то большее, чем разведка. Он снова подаёт мне карту, но теперь обводит круг в конкретном месте.