Тут я ей подыграл. В смысле, упал, дал ей возможность навалиться сверху и секунд сорок сопротивлялся, не позволяя взять себя на север-юг, удушения в положении лежа на груди и не пуская в гард. А когда Романова окончательно вымоталась, поймал на «распятие» и удерживал в этом удушении до тех пор, пока она не «поплыла». Потом расцепил ноги, выскользнул из-под нее и встревоженно уставился в глаза.

– Я в порядке… - не сразу, но прохрипела она. Потом опустила ресницы, обмякла и написала мне в личку: - «Говорить не в состоянии. Шевелиться тоже. Зато меня отпустило…»

– Синяков я вам наставил – страшно смотреть! – немного успокоившись, виновато вздохнул я и уставился в стену, так как насквозь мокрый топик Императрицы не скрывал практически ничего.

«Плевать: пару-тройку часов в медкапсуле – и буду, как новенькая. Кстати, отнеси меня в ваш медблок, ладно? А то для Татьяны я тяжеловата. И попроси, пожалуйста, Забаву меня осмотреть. На всякий случай…»

– Отнесу. И попрошу… - пообещал я и, не откладывая дело в долгий ящик, поднял ее на руки. А где-то на полпути к дверям получил еще одно сообщение и почувствовал, что меня окончательно отпускает – Романова шутила, а значит, все было более-менее неплохо:

«О-о-о, как я тебя исцарапала!!! Твои девчонки меня убьют, а те горожане, которые увидят твою шею, умрут от зависти. В общем, не знаю, оплакивать свою недолгую жизнь или гордиться тем, что кувыркалась с командиром «Сполохов»!»

– Гордитесь тем, что он носит вас на руках! – предложил я.

«Слышь, Ярик, если ты отказываешься называть нас мамами, может, при личном общении перейдем на «ты» и, заодно, обойдемся без отчеств?»

– Вам некомфортно, когда мы обращаемся к вам на «вы»?

«Дело не в комфорте. Нам хочется чувствовать себя своими . Не взрослыми тетками в компании молодых ребят и девчонок, а равными вам. Причем во всем. Увы, каждый раз, когда мы слышим ваше «вы» или обращение по имени-отчеству, ощущаем себя посторонними, вломившимися на чужой праздник жизни…»

– Боюсь, что так мы начнем путаться… - после недолгих раздумий буркнул я.

«Плевать. Нам это надо !»

Я отодвинул в сторону дверь медблока, подошел к ближайшей открытой медкапсуле, осторожно положил Романову на ложе и коротко кивнул:

– Ладно, убедила…

«И еще одна просьба: твой дядька Фрол – друг Петра, а не наш. Давать ему возможность заглядывать в нашу жизнь слишком глубоко мы с Таней не собираемся. Поэтому лови файл с ключами доступа к нашим «Державам». А ближе к вечеру мы перенесем в отдельные папки все записи, которые хотим сохранить, ты скопируешь их к себе и затрешь все следы их существования…»

Глава 14. Дарья Федосеева.

3 июля 2352 года по ЕГК.

…В связи со «светлым праздником» – днем рождения Лизы – Ярик отменил утреннюю тренировку, так что чисто теоретически мы могли дрыхнуть до потери пульса. На практике без четверти восемь жаворонку-Локи надоело бодрствовать в одиночестве, и он разбудил нас с Забавой. По официальной версии, для того чтобы дать нам возможность поздравить именинницу первыми. Причина была достаточно веской, поэтому ворчать или вредничать мы не решились – вскочили с кровати, в темпе ополоснулись, оделись и причесались, а потом прискакали обратно в спальню, похватали заранее подготовленные подарки и построились у двери в коридор.

Как оказалось, такими умными были не мы одни – когда мы вломились в спальню к Шереметевым, Лизку во всю тискала Ульяна, а уже отстрелявшаяся Настена сидела среди горы подушек и сонно улыбалась!

– Ну вот, опоздали… - расстроено вздохнула Панацея и легонечко ткнула Локи куда-то в почку. Видимо, стимулируя его мыслительную деятельность. А он, гад, заговорил только после того, как Телепнева закончила «истязания». Единственное, что удержало нас от принятия крайних мер, это на редкость красивое, теплое и доброе пожелание, которое он озвучил от нашего имени. Кстати, пробрало не только меня – мелкая, дослушав поздравление до конца, прямо с кровати прыгнула на Логачева и от души расцеловала; ее старшая сестра облизала пересохшие губы и мечтательно уставилась в потолок, а Ульяна, услышав в его словах что-то свое, вытаращила глаза, чтобы удержать наворачивающиеся слезы. Впрочем, стоило Панацее качнуть здоровенным букетом белой сирени, а мне вытащить из-за спины небольшую коробочку, украшенную игривым розовым бантиком, и заявить, что это наш подарок, как вся троица мигом забыла про душевные страдания.

– Букет роскошный! И пахнет здорово… - восхищенно выдохнула Шереметева-старшая, зарывшись в него раньше именинницы. Потом встала на цыпочки и вытянула шею, чтобы понаблюдать за процессом распаковки подарка через плечо сестры.

– Наши другого не подарят! – фыркнула Лиза, развязала бант, в мгновение ока разорвала непрозрачную защитную пленку, увидела о-о-очень узнаваемую шкатулку для украшений, дизайн которой, по уверениям рекламщиков торгового дома «Korloff», не менялся с середины двадцать первого века, и охнула. Потом сглотнула, трясущимися руками подняла крышку, узнала ожерелье своей мечты и уставилась на Ярика взглядом больной собаки: