Не взяла мерную ложечку. Ладно, и кончик ножа подойдет. Я так и слышала резкий голос Арношта: ваш глаз – вот лучшая мера. Тренируйтесь! Вы должны зачерпнуть малую меру хоть половником!

Половника не было, а вот нож… Я аккуратно ссыпала ингредиенты, залила спиртовой основой и плавно покачала в руках, словно баюкала младенца. Джеймс хрипел на полу, пальцы царапали кожу на шее, словно он пытался разорвать плоть и дать доступ воздуху.

– Еще чуточку, – пообещала я и, резко выдохнув, выпила зелье.

Опьянение ударило в голову. Зелье расцвело во мне дымящимся цветком – я склонилась над Джеймсом, открыла его рот и, прикоснувшись губами к его губам, выдохнула противоядие.

Только так. Зелье, преображенное человеческой сутью, вышедшее из плоти, вошедшее в плоть.

Джеймс содрогнулся всем телом. Я отстранилась от него, глядя, как по его почерневшим губам расползаются нити всех оттенков сиреневого. Он приподнялся на локте, закашлял, и из его рта вывалилось существо, похожее на паука, только с десятью лапами.

Я ловко прошлась по гадине каблуком. Вот тебе, тварь! Получай!

Нам, похоже, придется сидеть на диете. Мало ли, какую еще гадость нам доставят из знакомого, привычного места?

Но я его практически поцеловала, вот как-то так получается… У Джеймса были сухие губы, и, когда я наклонилась так близко, то уловила запах его кожи – горячий, как у степных трав, которые ласкал ветер.

Прокашлявшись, Джеймс сел на ковре и спросил, не глядя в мою сторону:

– Что это было?

– Бомерус, замаскированный Паутинкой, – ответила я. – Вы бы задохнулись, не окажись я рядом.

Он вздохнул, устало провел ладонями по лицу и обернулся в мою сторону. Лицо зельевара посерело, но к нему постепенно возвращался румянец. Карие глаза сделались почти черными.

– Не могу распознать ваше зелье, – нехотя признался он. – Что это было?

– Называется Снежный удар. Черноцветник и растиус. Как вы думаете, кто хотел вас отравить? Конкуренты?

Некоторое время Джеймс молча сидел на ковре, а потом поднялся и протянул мне руку, помогая встать. Мы вернулись за стол, и ужин, такой желанный и аппетитный сначала, теперь был похож на замаскированную бомбу.

– Нет. Бомерус очень старое заклинание, мои конкуренты выбрали бы что-то поновее, – Джеймс задумчиво дотронулся до губ и нахмурился. – Вишневая помада?

Я невольно ощутила смущение.

– Да. Мне пришлось вас… ну, поцеловать. Выдохнуть противоядие. Иначе вы бы погибли.

Джеймс усмехнулся. Покачал головой.

– Надо же, поцелуй прекрасной барышни вернул меня к жизни. Я слышал о такой методике. Вас хорошо учили, Абигаль.

Я сдержанно улыбнулась. Сычи опустились на плечи хозяина и стали ласкаться к нему и ворковать. Поправил бы он им крылья и хвосты, а то бедолаги косые, кривые. Впрочем, чего хотеть от существа, сделанного практически из мусора?

– А почему вы думаете, что ваши конкуренты не взяли бы Бомерус? – не отставала я. – Заклинание серьезное, солидное…

Джеймс не успел ответить. Послышался стук в дверь, и нам пришлось покинуть столовую.

На пороге обнаружился солидный господин в сиреневой мантии до земли, богато украшенной золотой вышивкой. Поверх мантии была надета тяжелая золотая цепь с изумрудами, и во мне все похолодело.

Это был посланник королевского министерства магии, и они не появляются просто так, пожелать вам доброго утра.

– Джеймс Эвиретт, министерство королевской магии извещает вас о том, что вы прошли первый этап турнира и победили заклинание Бомерус, – величаво произнес посланник, и мы с Джеймсом переглянулись.

– В дальнейшем вы продолжите парную работу на турнире вместе с госпожой Абигаль Шоу, – продолжал посланник. – С учетом вашего увечья министерство это допускает. Ждем вас в Сиарильском дворце послезавтра, турнир начнется ровно в десять.

***

Когда посланник ушел, Джеймс закрыл двери, помолчал и вдруг выдал такую тираду, что покраснели бы и извозчики, и лошади, и студентки академии магии. Нет, сугубо бранных слов там не было, но он завернул обычные слова так, что они превратились просто в неподражаемую ругань.

В основном, там рассказывалось, куда бы сходить министерству всем дружным коллективом, кого встретить и как потом пропасть.

Один из сычей, поменьше, просто рухнул на ковер. Я беспечно посмотрела на Джеймса и поинтересовалась:

– Вы что-то сказали? У меня вкладки в уши, я ничего не слышала.

Он будто только сейчас понял, что я рядом, а при барышнях положено следить за словами, которые срываются с уст. Обернулся и ответил:

– Я сказал, что потрясен и шокирован. Раньше не было таких вот первых этапов.