Это впервые. И мне следовало бы смущаться или нервничать, но быть здесь с ним казалось таким естественным. Он крупный мужчина, и места в обрез, так что мне приходится лежать наполовину на нём, но я не возражаю. Я вдыхаю его чистый, знакомый запах, и ожидаю — нет, я надеюсь, молюсь, — что пальцы, выводящие круги на моей пояснице, осмелеют и скользнут мне под свитер, но долгое время он не делал ничего, кроме как поглаживал мои волосы.

— Что скажет твоя сестра? — спрашиваю я через мгновение, пытаясь не казаться слишком нетерпеливой.

— О чём?

— Об этом. О нас. Она будет в шоке?

— Таб? — фыркает он. — Сомневаюсь. Она всегда знала, что у нас с тобой особые отношения. Это она рассказала тебе о моих чувствах, помнишь?

Я-то помню.

— Она всё ещё там?

— Что?

Я указываю на стол.

— Коробка. С фотографиями.

— Нет, — усмехается он.

— О, — я немного расстроилась.

Пока он не добавляет:

— Эта коробка всегда со мной, Джейми. Куда бы я ни переезжал.

— Ох, — я сглатываю. — Ты… Та фотография, где я в выпускном платье. Ты когда-нибудь…

— Распечатывал её? Нет. Но… — с некоторым усилием он вытаскивает телефон из кармана и разблокирует его. На заставке была…

— Нет.

— Ага, — его губы прижимаются к моему виску. — Я поставил её на заставку сразу после того, как сделал снимок. Потом, бывало, менял на другие, но через несколько месяцев снова ставил её. Вот почему я никогда не думал о тебе как о той, что «ускользнула», Джейми. Ты говорила, что значила для меня лишь это, тогда, на свой день рождения, но это неправда. Ведь чтобы ты действительно ускользнула из моей жизни, мне нужно было бы самому тебя отпустить. А я никогда этого не хотел.

Сердце колотится где-то в горле. Я прижимаюсь к нему ещё ближе.

— И это не просто детская влюблённость. В том, как я тебя хочу, нет ничего невинного. И как только текила выйдет из твоего организма, я тебе это покажу.

— Марк, я не пьяна.

Это чистая правда. Может, я и не смогу пройти по канату, но… и в обычной жизни у меня с балансом не очень. И моё суждение нисколько не затуманено.

— Тс-с.

— Нет, я серьёзно. Я совершенно трезва.

— Может быть, завтра мы сможем…

Я позволяю своей руке скользнуть под его футболку, касаясь его тёплой кожи. А затем нырнуть под пояс его джинсов.

У Марка сбивается дыхание.

— Джейми…

— Если ты этого не хочешь, — говорю я, прежде чем моя храбрость иссякнет, — то всё в порядке. Я могу подождать, или… мы можем обсудить это. Но если единственное, что тебя останавливает, это мысль, что я не в том состоянии, чтобы делать выбор, тогда мне нужно, чтобы ты знал: я никогда не была так уверена, как…

Видимо это всё, что ему нужно было услышать. Потому что он резко переворачивает нас, и секунду спустя Марк Комптон уже надо мной, его тёмные волосы спадают на лоб, пока он целует меня со всей страстью: мои губы, шею, челюсть. Он произносит моё имя бесчисленное количество раз, с бесчисленным количеством интонаций, которые означают лишь одно. Затем он, наконец, скользит рукой мне под свитер, и, хотя за окном свистит ветер, такие понятия, как холод и снег, настолько далеки от меня, что я не могу вспомнить, испытывала ли я когда-нибудь что-то, кроме этого нарастающего, всепоглощающего жара.

Его мускулистое бедро настойчиво скользит между моими. Его пальцы расстёгивают мой бюстгальтер, а грубые ладони поглаживают мои соски. Я выгибаюсь, готовая полностью раствориться в удовольствии от его прикосновений, но краем глаза замечаю старый учебник по исчислениям, и…

— Это странно? — спрашиваю я его.

Марк поднимает голову, с красными щеками и затуманенным взглядом, прерывисто дыша.

— Джейми, поверь мне. Ничто — ничто — в моей жизни никогда не было менее странным, чем смотреть на твою грудь.

— Нет, я имею в виду… кровать? Заниматься этим в твоей старой комнате? Мы оскверняем твои чистые детские воспоминания?

Он обдумывает это. Кивает. Затем говорит на полном серьёзе:

— Ты права. Давай перейдём в комнату Табиты.

— О. Эм… Я не уверена, что…

— Ты права, это безумие. Кровать моих родителей больше.

Я ахаю. И когда понимаю, что он издевается надо мной, то щипаю его за бок.

— Джейми, — говорит он сквозь смех, — здесь происходили довольно… невыразимые вещи, и почти все они были связаны с тобой. То «осквернение», о котором ты упомянула, уже давно произошло.

Я делаю попытку пнуть его по голени, но мы слишком тесно прижаты друг к другу, его крепкие руки обхватывают меня, и через мгновение он снова тяжело дышит мне в шею. Мои губы слегка приоткрываются, когда он полностью раздевает меня и начинает покрывать поцелуями всё моё тело: грудь, пупок, внутреннюю поверхность бедра. А потом, когда я прикусываю нижнюю губу так сильно, что может потечь кровь, он проводит языком по моему клитору, как раз там, где я в нём нуждалась.

Я теряю всякую сосредоточенность. Запускаю пальцы в его волосы, чтобы за что-нибудь ухватиться, и растворяюсь в туманном, опьянённом удовольствием состоянии. Он доводит меня до оргазма так много раз, что я сбиваюсь со счета. И когда я говорю ему, что больше не вынесу, он даёт мне небольшую передышку, которой хватает лишь на тихую беседу о контрацепции и защите, в которой мы оба признаемся, как мало секса у нас было (как мало мы были в нём заинтересованы) в последние несколько месяцев. Или, может быть, годы.