Стас медленно кивнул, обнимая её. Он был колдуном из боро, своего рода политиком. Правдоподобное отрицание было жизненно важным для его благополучия, особенно учитывая, что обитатели боро знали о его связи с Марьей. Секреты, по крайней мере в этом браке, были своеобразной формой уважения.

Ведьминское Боро, правящий орган магического Нью-Йорка, обладало меньшим влиянием, чем многие думали. По крайней мере, по мнению Марьи. Всё это было ужасно ограничивающим. Структура была разделена по тем же географическим признакам, что и обычные муниципальные районы, и представительство было пропорциональным численности населения. В обязанности Боро входило голосование по общественным вопросам; мандатам, судебным решениям, форумам; законам, а следовательно, и по вопросам преступности и наказания.

Происходили ли встречи за закрытыми дверями? Безусловно. Это не было популизмом. Ведь в составе Боро находились в основном богатые люди, контролирующие работу целого сообщества, которые могли легко ввести непосильный магический налог или внести в чёрный список любого, кто осмелится им перечить. Ведьмы и раньше жили, пренебрегая законами, и это едва не привело их к гибели. Магия — это одно: её можно обрести почти случайно, с ней достаточно легко родиться, если обстоятельства сложатся подходящим образом. Но обладание властью — совсем другое дело.

Стас был боровским колдуном, но не старейшиной. Он мог бы принимать участие в обсуждениях, если бы захотел, но амбиции ему были не свойственны. Скорее всего, он всю жизнь будет служить среди других городских ведьм, как это делал и его отец — тихо. Богатство, статус и влияние — это то, о чем заботились другие мужчины. Стас Максимов стремился к спокойной жизни и любящей жене, и, насколько он понимал, уже обрёл и то, и другое.

Защищать Стаса должна была, скорее, Марья, нежели наоборот.

— Ты уже рассказала Саше? — спросил Стас, нежно зарываясь пальцами в ее волосы.

— Нет, — ответила Марья, уткнувшись в его свитер, стыдливо приглушая голос кашемиром.

— Маша…

— Я не хочу для неё такой жизни, Стас.

И это уже прозвучало как банальность.

— Я знаю, что не хочешь, Маша. Но она дочь своей матери, так же как и ты. Она уже не малышка, и у неё тоже есть семья, которую нужно защищать. Как и тебе.

— Знаю, но я просто… — Марья выдохнула. — Я хочу её уберечь. Она заслуживает большего, Стас. Ей нужно куда больше, чем эта жизнь, а я…

— Теперь настала очередь Саши. Однажды ты сделала этот выбор, пусть и много лет назад, — напомнил ей Стас, и повторил: — Теперь ее очередь, Маша. Ты сделала свой выбор, а теперь она сделает свой.

Марья прикусила язык, сдержав слова, которые не могла произнести, и вместо этого позволила мужу заглянуть ей в глаза.

— И кто знает, — тихо предложил он, — может, с помощью Саши тебе не придётся так много работать на бизнес твоей матери. Может, тогда мы сможем завести свою семью, а? — Он улыбнулся ей тепло и успокаивающе, и на мгновение она ощутила приступ тоски. — Возможно, у нас будет маленькая Машенька? Маленькая кузина для Луки?

Стас был в восторге от этой мысли, но Марья чувствовала себя иначе.

— Я не думаю, что это разумно, Стас, — ответила она, сделав небольшую паузу, чтобы прикинуть, сколько раз они уже вели этот разговор, пусть и в разных формах. — Мы не в безопасности. Я не могу гарантировать нам безопасность, никогда не смогу. Сейчас Фёдоровы придут за мной, за моими сёстрами, и когда это произойдёт, как я… как я смогу…

Она замялась, сжимаясь от неотвратимости этого.

— Я не вынесу мысли о том, что подвергну нашего ребёнка опасности, — наконец, неуверенно закончила она. Стас, нехотя, но с пониманием кивнул.

— Я люблю тебя, Мария Антонова, — мягко сказал он. — Когда настанет время, я клянусь, мы вместе защитим нашу семью.

Она медленно кивнула. Это был их привычный рубеж — когда-нибудь. Не сегодня, но когда-нибудь.

— Я люблю тебя, — сказала она, когда Стас обнял её, но не закрыла глаза. Она заставила себя держать их открытыми, настороженными; следила за его спиной и оставалась бдительной ради будущего сестры.

Мария Антонова заставила себя игнорировать те чувства, которых не могла испытывать, пока в её сознании возникал образ Дмитрия Фёдорова: один — с поднятым к солнцу подбородком, шепчущего ей на ухо, другой — с лицом, прижатым к окровавленному полу, когда он звал ее, беззвучно и умоляюще: Маша, Маша, Маша.

I. 7

(Не твое дело)

— Чего ты от меня хочешь? — прошипел Лев, глядя на Романа. — Бродить по кампусам и пытаться купить наркотики у студентов? Серьёзно? Я же в этом совсем не разбираюсь, и только потому, что у меня подходящий возраст…

— Наш брат лежит в постели наполовину мёртвый из-за Яги и её дочерей, — перебил его Роман, раздражённо обернувшись. — Разве так сложно расположить к себе кого-то, чтобы мы могли быть уверены?