Надя возвращается, бережно прижимая к себе мою спящую дочурку. А я только сейчас понимаю, что заставил Наденьку встретиться лицом к лицу с ее самой большой болью — плодом моего предательства.

Я ведь тогда отпустил ее молча, только потому что хотел уберечь ее от боли, потому что Дана сообщила мне о том, что залетела.

Я не хотел, чтобы Надя знала. Достаточно было увидеть ее глаза полные разочарования, когда она узнала, что я ей в принципе изменил. А тут еще ребенок от другой.

Ребенок, которого мы с Надей долго ждали.

Но видимо не судьба…

Она трепетно качает в руках Аленку, разглядывая ее спящее личико, будто с ней-то как раз расставаться не хочет. А я ловлю себя на мимолетной мысли, что моя дочка чем-то удивительно похожа на мою бывшую жену…

— Мам, а почему Аленка больше в садик не приходит? — сынок подсаживается ко мне на лавочку в беседке.

— Точно не знаю, Тём, — честно говорю я. — Но ее ведь папа забрал. Должно быть он ее в Москву увез и она теперь будет в другой садик ходить.

У меня ком в горле каждый раз, когда я про малышку вспоминаю. Она стала для меня каким-то болезненным триггером.

С одной стороны — дочь любовницы моего мужа. А с другой… она так похожа на моего сыночка, что я просто не могла не влюбиться в эту девочку.

Такой раздрай из-за нее в душе, что даже спустя несколько дней после нашего с ней знакомства я не могу перестать о ней думать.

И о Косте тоже…

Касаюсь пальцами своих губ, потому что на них до сих пор будто сохранилось ощущение нашего поцелуя.

Да как он посмел вообще?! С чего решил, что можно вот так в наглую целовать меня?! И это после всего, что натворил? Гад!

Так, всё. Я не о том думаю. Мне бы жизнь в порядок приводить и о собственном ребенке думать. А не о них.

Однако мозги то и дело предательски уползают к мыслям о сестренке моего сына и их общем бессовестном папаше.

— Тём, я закончила, — поднимаюсь с лавочки и надеваю панаму на сына: — Можем идти домой. Сейчас ужин приготовлю и можем какой-нибудь мультик вместе посмотреть, если хочешь.

— Хочу! — сынок доволен.

И я пытаюсь убедить себя, что я тоже вполне счастлива. Но пока что-то не получается.

Что ж за жизнь у меня такая? Одни предатели кругом. Один целоваться лезет, объявившись через четыре года после развода. А второй заколебал названивать и слать сообщения с угрозами. Пытаюсь делать вид, что мне плевать на них. Но глубоко в душе все равно боюсь Пашу.

Мне бы хотелось верить, что он не способен на низости, но после того, как застукала его с той медсестрой поняла, что вовсе не знаю Пашу. Так что неизвестно чего от него можно на самом деле ждать. Проверять мне бы не хотелось. Я просто хочу, чтобы он оставил меня в покое, но…

— Дядя Паша! — восклицает Тема, стоит нам выйти за калитку сада. — Привет! А ты что здесь делаешь? Мама сказала, что ты уехал.

— Выходит мама соврала, — грубо отвечает Паша и шагает к нам.

— Мама никогда не врет, — стойко защищает меня сынок.

— Вот именно, — соглашаюсь я. — Где ж я соврала? Из нашей жизни дядя Паша и правда уехал, — пожимаю я плечами.

В конце концов не могу же я сказать ребенку, что дядя Паша попросту мудак конченный. Пришлось слегка приврать.

— Надь, я тебя последний раз по хорошему прошу и иду в ментовку. Тогда ночлегом и тарелкой супа не отделаешься. Придется компенсацию мне выплачивать. А может и вовсе посадят тебя! — продолжает запугивать козел. — Куда тогда малому деваться, а?

— Мам? — Тема слишком сообразительный для подобных разговоров. — А куда это тебя должны посадить?

Не успеваю ответить, потому что скотина Паша выпаливает:

— В тюрьму, малой. Прикинь?

— Это дядя Паша шутит так, — успокаиваю я ребенка. А саму трясет всю. — Не обращай внимания, милый. Пойдем домой.

Я потихоньку тяну его за руку, но он кажется не намерен уходить, пока не договорил:

— В тюрьму только плохих людей сажают, — не унимается малыш. — А моя мама хорошая. Ты что-то перепутал.

— Я тоже думал, что она хорошая. А она взяла меня побила, — жалуется ребенку сукин сын.

Тёма в шоке переводит взгляд с меня на Пашу и я уже думаю, как буду потом восстанавливать свою репутацию в глазах ребенка, как он вдруг заливается смехом:

— Выходит, тебя девчонка побила? — выдает он бесцеремонно. — Фу!