Как он проберется мимо войск маршала Аллена, Ирия спрашивать не стала. Как пробрался в Тенмар, так и из Тенмара.

А еще ясно, что отговаривать его бесполезно. Октавиан не просит сейчас совета, а объявляет о своих намерениях.

Конечно, можно задержать силой… Еще додумайся «взять в заложники» Ирия.

Не многовато ли ты нахваталась даже не от Старого Дракона — от новоявленного родственничка Бертольда Ревинтера?

— У вас есть где скрыться, Октавиан?

— Да. Там, где ни моему отцу, ни Виктору Вальданэ в голову не придет меня искать. «Ход королевы Анны» известен не всем.

Да. Только тем, кого сейчас нет либо в столице, либо в живых.

Среди живых — в том числе, Всеславу, но вряд ли он вдруг станет по-дружески делиться такими тайнами с нынешним королем или с Валерианом Мальзери.

— Есть еще кое-что, Ирия, — вдруг понизил юный Мальзери голос. До предела, до шелестящего шепота. — Я бы унес эту тайну в могилу, где ей и место, но знаю не только я. — Теплые руки внезапно притянули Ирию к себе, губы коснулись уха. — Карла убил не я. Скорее всего.

Ощущение тепла исчезло, Октавиан резко отстранился.

— Почему вы решили сообщить это мне, а не моему мужу, Октавиан? — Ирия тоже умеет шипеть. И шелестеть. Хоть обниматься ей для этого и не нужно. Никто их сейчас не слышит, кроме златолилейника. И его собратьев по оранжерее. — Вы могли его дождаться. Или отправиться к Анри Тенмару прямо отсюда.

— Потому что в плену у Всеслава Словеонского я был вовсе не с Анри Тенмаром.

И не он обязан Октавиану удачным побегом — своим и сестры.

Тогда была ночь, сейчас — вечер. Но тьма за стенами замка — так же густа и непроглядна.

— Почему только теперь? — С Мальзери уж точно не стоит верить словам. И не только с Мальзери. Ирия слишком долго была знакома с Клодом Дарленом, чтобы излечиться от излишней доверчивости. Будем надеяться.

— Мы оба на свободе. Вас могли поймать, Ирия. А под пытками говорят все. Рано или поздно.

— Что значит «скорее всего»?

Ножевой удар был всего один.

— Это значит, что удар кинжалом нанес я, — Октавиан прямо и твердо смотрит в глаза. Как и раньше. Вот только голос — шипит змеей. И льет змеиную же отраву. — Но Карл уже был практически мертв. Отравленная игла. Он бы умер парой мгновений позже, и это было бы уже не скрыть. Его приступы всегда сопровождались пеной на губах. Но после ножевой раны даже князь Всеслав не стал проверять, был ли в пене на сей раз яд. А предварительно — приступ. И, с учетом того, что нам уже известно, только высшие силы решат, кого считать убийцей.

— Кто? — еле слышно выдохнула Ирия.

— Просто сложите два и два. И сами решите, должен ли знать кто-то еще. Я буду молчать и дальше. Всегда.

Теперь стало холоднее в разы. Ирия допускала такое и в прошлый раз. Но тогда деяния Всеслава казались бессмысленной жестокостью.

Октавиан не взял бы на себя вину Жанны или Полины. Особенно после смерти последней. Ему были дороги лишь Диего, Рунос и Кати. Причем, про Кати Ирия тогда еще толком не знала.

Рунос уже был тяжело ранен. Почти при смерти. И точно никого бы не успел убить. Даже иглой — хоть простой, хоть ядовитой.

Но Полина не встала бы под пулю ради Диего. Да и ради Руноса с Октавианом — тоже. Не говоря уже о принцессе Жанне — они терпеть друг друга не могли. Надменная королевская дочь откровенно презирала «шлюху» и «выскочку».

И кто сама Ирия, если всё же в самой глубине души до последнего надеялась, что Октавиан покрывает Диего? Потому как Диего — брат вовсе не Ирии, да?

«Узурпатор не должен занимать престол. Убийца законного короля должен умереть. Такова воля древних сил».

Будь они прокляты, древние силы с их непонятной логикой.

— Октавиан, вы не верите…

— Правда, в том, что мне плевать, — легкая усмешка скользит по чеканно-красивому лицу. Ирия видела не только графа Валериана Мальзери, но и других мидантийцев. Октавиан вдруг чем-то напомнил своего тезку — Мидантийского Барса. Если бы тот внезапно помолодел на двадцать пять лет. — Точнее, не плевать совсем и на всех, конечно. Но если выбор — мои близкие или гнев древних богов на каких-то незнакомых мне людей, пусть боги делают, что хотят. Своих я не сдам и на чужих не обменяю, — холоднее и злее усмехнулся он. Будто все предки Октавиана — патрикии чужой и коварной страны — вдруг тенями встали за его спиной. Включая еще живого отца. Только граф Валериан Мальзери не стал бы защищать даже своих. В отличие от теперешнего родственничка и союзника Бертольда Ревинтера. Вот тот за свою семью продаст и перетравит все чужие. И будет считать размен выгодным. — Полина была такой же. Но вот ваш муж… Он — совсем другой человек, Ирия. Анри Тенмар не пожертвует сотней чужих ради спасения одного своего. Даже если этот один ему дорог. Слишком много людей ищут правду, Ирия. Всем ли из них вы доверяете до конца?

Да. Когда думала, что рискует лишь собой.

И Анри.

И даже о них не сказала ничего. Только о поисках истинного короля.

Потому что Октавиан всё же ошибся в выборе собеседника. Ради спасения мира Ирия вполне способна разменять на ратной доске не только себя, но и мужа. Зная, что он это даже одобрит. Если выбора не останется.

Но вот как насчет Тенмара? Что случилось бы без них с целой провинцией? С ее народом?

А что способны устроить эти проклятые «древние силы»?