Когда его рука касается моего живота, у него перехватывает дыхание, и он прикусывает губу. Я притворяюсь, что не замечаю, хотя мое собственное дыхание учащается от стыда, а живот сводит судорогой. Я пытаюсь сосредоточиться на стрельбе, но ловлю себя на том, что часто поглядываю на него, чтобы посмотреть, продолжает ли он кусать губу.

Он продолжвает. Его реакция заставляет меня чувствовать себя неловко, и я понятия не имею, что с этим делать, но что-то шевелится внутри меня. С ошеломляющим замешательством я понимаю, что это такое: чувство вины.

Никакие инструкции не помогают. Я сдаюсь примерно через три часа, роняя лук.

— Я безнадежна. Другого способа выразить это нет.

Тристан, который снова отдыхает на лестнице, качает головой и говорит:

— С практикой ты станешь лучше.

— Я пойду срежу свежие листья, чтобы заменить те, что в душе. Они уже разлагаются.

Я трачу непомерно много времени на срезание листьев, используя оставшееся время в одиночестве, чтобы привести свои мысли в порядок после событий последних часов. Я тащусь обратно, мои руки полны листьев, и начинаю латать душ. Тристана нигде не видно, так что я предполагаю, что ему удалось забраться внутрь самолета, чтобы отдохнуть. Я вожусь с листьями, прежде чем сплести из них занавеску. Я заменяю старую занавеску, и мое сердце сжимается от нелепой гордости, как будто я только что построила что-то очень сложное.

Я подпрыгиваю, когда чувствую прикосновение к своему плечу.

— Извини, я не…

Я останавливаюсь, увидев у Тристана в руках белые цветы. — Что это такое?

— Белые цветы. Белый — твой любимый цвет.

Я прищуриваю глаза.

— Значит, ты притворялся, что не помнишь.

Это вызывает у него мальчишескую усмешку.

— Гардении — твои любимые цветы, и я бы принес тебе гардении, но в тропическом лесу они закончились. Или, по крайней мере, их нет поблизости от забора. Я не мог отправиться на поиски очень далеко из-за моей спины.

— Ой! Твоя спина. Тебе не следовало ходить…

Я не заканчиваю предложение, потому что Тристан вкладывает цветы мне в руки, и его жест лишает меня дара речи. Он запомнил, что мой любимый цвет — белый, и пошел искать цветы, несмотря на свою спину. Он прислоняется к душевой кабине, массирует спину, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы.

Такой нормальный поступок… получать цветы. Это выбивает меня из колеи. Я изо всех сил стараюсь не думать о своей обычной жизни дома в любой день. В большинстве случаев мне это удается, когда я теряю себя в таких задачах, как строительство забора или поиск еды. Но это капля нормальности в головокружении безумия. Напоминание о том, что в жизни есть нечто большее, чем просто выживание. Даже здесь.

Движением, которое удивляет меня так же сильно, как и его, я обнимаю его за шею.

— Спасибо, Тристан, — шепчу я.

— Я нарежу немного грейпфрута, который ты принесла сегодня утром, — говорит он, когда мы отстраняемся друг от друга.

— Хорошо. Я посмотрю, не нужно ли еще дров для сигнального костра.

Огонь выглядит просто замечательно, так что в итоге я сажусь рядом с нашим запасом дров, обнимая колени. Я держу тонкую ветку в одной руке, рассеянно царапая грязь.

— Что ты делаешь?

Я вздрагиваю, пораженная, затем поднимаюсь на ноги.

— Напрасно трачу время. Извини.

Тристан хмурится, указывая на грязь.

— Это часть стихотворения?

— Да?

Я смотрю на каракули, которые нарисовала в грязи, и с удивлением вижу, что это на самом деле слова.

Под неба синевой; голубизна спешит пролиться

Глубиной, и весело ягнята на лугу резвятся.

К чему вся эта пышность и веселье,

Чреда земных существ, прекрасных изначально

С райских дней? — Хватало там всего до пресыщенья.

— Это из "Весны" Джерарда Мэнли Хопкинса. Я и не подозревала, что все еще знаю эти слова. Я не читала стихов со средней школы.

— Ты скучаешь по чтению, не так ли? Я видел, ты уже прочитала журналы.

— Несколько раз. Я бы с удовольствием прочитала что-нибудь новенькое. Что угодно.

Он прищуривает глаза.

— У меня есть идея.

Взяв другую ветку, он начинает рисовать фигуры в грязи. Буквы. Я "пью" каждую из них, как только он ее рисует.

Я вижу: ты права была —

Все в жизни — Сновиденье, мгла.

Надежды отлетели прочь, —

Их день развеял, или ночь? —

Зачем гадать, искать ответ, —

Они мечта… их больше нет.

И всё, чем жили мы, поверь —

Виденья смутных снов теперь!

— Ты узнаешь это? — спрашивает Тристан.

— Нет. Кто это написал?

— Эдгар Аллан По. Это из "Мечты во сне". Мне нравятся его работы.

— Это своего рода пессимистическое стихотворение.

— Дело не в этом. Ты сказала, что хочешь прочитать что-то новое, так что…