Когда наши пальцы соприкасаются, по телу пробегает электрический ток — совсем как в тот день, когда он сказал мне, что я хорошо выгляжу, когда ношу белое. Только на этот раз он еще более интенсивный. Я обращаю внимание на эти его реакции. В последнее время они случаются часто. Их становится все труднее игнорировать, но я стараюсь изо всех сил. Что-то еще тоже становится все труднее игнорировать.

Это чувство вины, которое я не могу понять.

— Давай научим тебя стрелять метко, — говорит Тристан голосом, который звучит немного странно. — Я разберусь со своими кошмарами.

Я улыбаюсь.

— Давай заключим сделку. Я позволю тебе научить меня, как противостоять лесу; ты позволишь мне помочь тебе встретиться лицом к лицу с твоими кошмарами.

— Ты ведь не сдашься, правда?

— Мне воспринимать это как "да"? Ты будешь спать в салоне?

— Хорошо, я так и сделаю, — говорит он с неловкой улыбкой. — Теперь сосредоточься на цели и стреляй.

Несмотря на то, что я запомнила каждое движение его мышц, когда он стрелял, я не могу воспроизвести их, не говоря уже о том, чтобы стрелять с его точностью. Или с любым другим видом точности.

— Так почему ты больше не в армии?

Я спрашиваю после того, как мы закончили на сегодня и собираем стрелы.

Тристан колеблется.

— Это тяжелая жизнь. Она начала сказываться на мне. И… Я ушел, потому что хотел проводить больше времени со своей женой. С тех пор как я поступил на военную службу, меня почти постоянно куда-то направляли, так что первые два года нашего брака она провела в одиночестве. Не та жизнь, на которую она надеялась, — говорит он.

— В те короткие периоды, когда я был дома, отношения между нами были напряженными. Очень напряженными.

Его глаза изучают меня, как будто надеясь, что я прерву его или сменю тему. Но я этого не делаю. Я оставляю это на его усмотрение. Если он решит больше ничего не говорить, я не буду настаивать на большем. Я уже достаточно надавила.

— Я надеялся, что если вернусь домой и устроюсь на постоянную работу, то между нами снова все наладится.

— Но этого не произошло?

Он качает головой с горькой улыбкой на губах.

— Почему?

Я жестом прошу его помочь мне развести костер, чтобы поджарить птицу, которую он подстрелил стрелой. Костер, который я развожу каждое утро, чтобы подать сигнал спасателям, в приход которых я больше не верю, уже горит, но то, как он устроен, делает его непригодным для приготовления пищи.

— Одна из причин заключалась в том, что мы отдалились друг от друга. Мы провели слишком много времени вдали друг от друга, и наш опыт был разным. Поэтому, естественно, он сформировал нас по-разному. Селия была учительницей начальных классов и проводила свои дни в окружении детей. Я проводил свои дни в Афганистане, окруженный стрельбой и людьми, страдающими или умирающими.

Я отвожу взгляд от его рук, когда он начинает ощипывать птицу.

— Какова была другая причина?

— Хмм?

— Другая причина, по которой у вас ничего не получилось?

— Другой причиной… был я. — Странный звук вырывается из его горла, и когда он снова заговаривает, его голос дрожит.

— Или, скорее, посттравматическое стрессовое расстройство.

— О.

— Мне поставили диагноз после того, как я вернулся домой. Я постоянно злился и избегал людей. Люди также избегали меня, даже люди, которые были моими друзьями. Некоторые боялись меня. Я терпеть не мог слышать определенные звуки. Мне снились ужасные кошмары. Раньше они были намного, намного хуже, чем сейчас. И Селия… она начала желать, чтобы я снова вернулся в армию. Она вообще не могла иметь со мной дело. Начала избегать меня в течение дня. Ночью спала в другой комнате, а потом стала ночевать у своей подруги, сказав, что не может отдохнуть. Что она все еще может слышать меня.

— Вы ходили на консультацию?

— Я ходил. Я помню, как мой консультант предупреждал меня, что многие браки, подобные моему, распадаются. Он предложил нам провести семейную терапию. Мне потребовалась целая вечность, чтобы набраться смелости и попросить Селию пойти со мной на консультацию. К тому времени, как я это сделал, она вообще почти не возвращалась домой. Я думаю, для нее все уже было кончено, но я отказывался это видеть. Я подготовил эту очень сложную речь и повел ее в ресторан, где мы были на нашем первом свидании много лет назад. В ту ночь она сообщила мне новость о том, что хочет развестись.

— Это… Мне жаль… это очень печально.

— Так и есть. Невероятно, как быстро все может пойти не так. Она сказала мне, что разлюбила меня. И, как ты правильно предположила, влюблена в кого-то другого.

— Ах…

Следующие несколько минут проходят в тишине, пока мы насаживаем птицу на шампур вместе с несколькими сероватыми, похожими на бумагу корнями, которые я выкопал сегодня рано утром. Мой желудок скручивается при виде жарящейся птицы. Прошло так много времени с тех пор, как я в последний раз нормально ела. У Тристана тоже урчит в животе. Чтобы утолить голод до тех пор, пока птица не будет готова, каждый из нас выпивает по несколько банок воды. Вода, как обычно, чуть теплая, и я бы все отдала за глоток ледяной воды. У меня болит горло при одной мысли об этом.