Да и пожар, опять же, может внезапно случиться.

Нет, однозначно, помогу Янину. Хороший он человек, это сразу видно. Отбирать у него шанс исполнить мечту я не позволю. Да и гренки отличные.

Пристав опросил всех, выпил со мной чашечку кофе и поведал районные новости. Дела шли хорошо, не считая сегодняшнего происшествия. Тучков буян облагораживали, позвали природников, чтобы те занялись парком. Особняк, бывший притоном, расчистили и отремонтировали. Уже к осени там должен был открыться новый приют с гимназией.

Спросил я и о дочери Заужского. Елизавету со своей теткой пристав перевез к себе, в город. Теперь Лаврентий Павлович непременно ужинал дома, чтобы ни происходило. Дочь, кстати, активно участвовала в организации нового приюта и собиралась там трудиться, когда его откроют.

В общем, всё складывалось прекрасно.

На этой чудесной ноте мы расстались и я отправился домой.

Горшок я поставил в лаборатории, надо бы разузнать, что это за растение. Прогулялся по саду, посмеявшись над котятами. Кутлту-кеди нашли себе новое развлечение — охоту на волшебных карпов. Делали они это не всерьез, просто дурачились. Но рыбы явно подыгрывали, дразня пушистых.

Навестил я и оранжерею, с удовольствием отметив, что зеленые обитатели чувствуют себя отлично и многие вовсю цветут. Пора бы заняться и алхимической лабораторией. Если, то есть когда, я помогу хранителю сада, средств должно хватить и на это тоже.

Дома было очень тихо. Все, кроме Прохора отсутствовали. Слуга хозяйничал на кухне, напевая песенку, отвлекать я его не стал.

Начать изучение новой темы я решил с домашней библиотеки.

Тут царила прохлада, полутьма и витали ароматы знаний и старой бумаги. Первым делом я взялся за ботанический атлас и сам не заметил, как увлекся им.

Очень качественно иллюстрированный, он захватил меня надолго. Вот уж удивителен мир флоры! Растения могли приспособиться к окружающей среде настолько впечатляюще, что я на какое-то время разделил фанатизм природников.

Жалящее дерево гимпи-гимпи, одно прикосновение к которому может вызвать сердечный приступ. Цветки, исторгающие жуткие запахи и поедающие насекомых и мелких птиц. Вельвичия, живущая в самых суровых условиях пустыни и обходящаяся без дождей вообще. Да даже обычный милый лютик — и тот ядовитый!

Да уж, листочки и цветочки отнюдь не безобидны.

Ну а названия! Один «гадючий лук хохлатый» чего стоил…

В общем, преинтереснейшее изучение оказалось.

Подарка от Макара Дуболома в этом списке не оказалось. Но тут было собрано больше что-то экзотическое и ядовитое. Впрочем, об этом можно было спросить Павлову, когда она зайдет проведать сад и оранжерею.

Неохотно я оторвался от этих потрясающих открытий и взялся непосредственно за артефакторику. Обложился книгами и схемами в поисках работ с климатом.

Простейшие климатические артефакты вроде охлаждающих или подогревающих дом были практически у всех. Как и амулеты для домашних растений.

В моей оранжерее тоже была установлена несложная система, помогающая поддерживать нужные условия.

Но всё это не имело отношения к большим открытым пространствам. А Ботанический сад занимал территорию в несколько гектар. Ещё предстояло получить план сада и понять где и какие условия будет необходимо поддерживать. Но сначала нужно понять общий принцип.

Подобные артефакты создавались на основе множества аспектов. Участвовали все стихии, безусловно. Без природной магии тоже было не обойтись. Как и прочих, судя по всему.

Разогнать облака возможно воздухом. А вот перераспределить их так, чтобы не затронуть баланс, уже задачка сложнее. Нужно найти место, куда их сгонять. При этом чтобы там не испортить условия для жизни. Это вполне можно сделать и в пределах сада — просто собрать там растения, любящие тень. Ну или где-то за городом.

Анималистика также необходима. Местные насекомые и птицы не должны пострадать. Животный аспект вкупе с ментальной силой будет посылать сигнал артефакту и тот должен точечно перенастраиваться на каждый живой объект.

Я сразу же начал делать пометки, выписывая ключевые моменты.

Но данных в нашей библиотеке не хватало. Род Вознесенских никогда не замахивался на что-то столь необычное.

Список архивов императорской публичной библиотеки в Эфире выдал немало интересных трудов и изданий. Вот только почти все они требовали специального допуска — академического или научного. То есть нужно было либо являться ученым, причем с утвержденной научной работой, либо профильным преподавателем.

Пропуск, дающий доступ к секретным архивам, а значит и ко всем прочим, мне к сожалению пришлось вернуть Баталову.