By снова рассмеялся, на этот раз уже нервно. Мне было приятно наблюдать за его мучениями, учитывая бесцеремонность визита. В то же время я не забывала, что передо мной лучший и старейший друг Ченг Ята.

— Чего же я могу от тебя хотеть, кроме твоей благосклонности?

— Господин четырех жен, когда это я не была к тебе благосклонна?

— Твое очарование заставляет луну стыдливо прятаться за облаками [83] . Может, тебе стоит обратить его в сторону других командиров?

Мне очень хотелось рассмеяться ему в лицо, чтобы согнать с него спесь, но я сдержалась.

— С чего ты решил, что я могу убедить остальных оказать тебе поддержку? — «И что сама тебя поддержу», — добавила я мысленно.

— Ха! Я еще не встречал другой такой женщины, способной заставить мужчин танцевать под свою дудку, о существовании которой они даже не догадывались. — Прижав руки к груди, толстяк наклонился ко мне с заговорщицким видом: — Я клянусь тебе в верности, Ченг Ят-соу, жена моего друга и благодетеля. Я позабочусь о том, чтобы тебя окружали лучшие…

— Сумасшедший! Неужели я выгляжу той, кто нуждается в твоей заботе? Спасибо, что пришел, но мне пора заняться травами.

— Ну прости, прости меня. Мы же старые друзья, и этого уже ничто не изменит, да? Я просто толстяк с не в меру болтливым языком.

Мне тут же стало стыдно за резкость. Время шло, вопрос о преемственности власти уже стоял на кону. И если я хочу заставить мужчин, как выразился By, плясать под свою дудку, пора приступать к делу, забив о боли, усталости и слабости, и вести себя осмотрительно в словах и делах.

— У меня был непростой день. — Я решила пойти на попятную. — Предлагаю обсудить ситуацию позже. Ты и правда всегда был нам верным другом.

— Да я верен, как пес, Ченг Ят-соу.

— Главное, не увлекайся гоном.

By направился к выходу, унося за собой отзвуки смеха:

— Ох, как жаль, что у меня уже слишком много жен!

Из-за отвара меня клонило в сон, что мешало хорошенько обдумать положение, но в остальном пошло мне только на пользу. Впервые со дня бури я проспала всю ночь, причем без кошмаров, а утром уже почти не чувствовала боли. Я послала за завтраком и крепким чаем пуэр, заодно предупредив, что по-прежнему не хочу никого видеть, кроме детей.

Когда раздался быстрый стук в дверь, я решила, что пришел Йинг-сэк. Но за дверью стоял подросток, сын одного из моих кормщиков. Он вытянулся в струнку, стараясь казаться старше своих двенадцати или тринадцати лет.

— Нижайше прошу прощения, Ченг Ят-соу. Капитан Куок спрашивает, достаточно ли хорошо вы себя чувствуете, чтобы встретиться с ним.

Должно быть, я выглядела дико с намазанной густым белесым снадобьем рукой и спутанными волосами, свисающими на лицо. Хотела ли я видеть Куок Поу-тая? После стольких дней затворничества, недомогания и похоронных церемоний внутренний голос вопил, что я к этой встрече не готова: сначала необходимо все хорошенько обдумать. Однако другой голос, не имеющий никакого отношения к разуму, шептал, что я истосковалась по обаянию и уму Куока. В итоге я сказала посыльному, что приму капитана на первой вахте, после полудня.

Я заперла дверь и распахнула сундук с платьями. Рука сама потянулась погладить любимую красную стеганую куртку. Вот только горюющим вдовам или женщинам, которых, судя по всему, собираются лишить власти, носить подобное не пристало. Я остановила выбор на скромных черных брюках и строгой черной шерстяной куртке до колена. Оставшуюся часть утра я провела перед медным зеркалом, щипками возвращая жизнь щекам и расправляя морщины с помощью притираний. Кого я хотела обмануть? Женщина, смотревшая на меня из зеркала, уже не могла сойти за молоденькую девушку. Тридцать три года считались для женщины настоящей старостью. Мне приходилось снова и снова напоминать себе о том, что я собираюсь на деловую встречу. Закрепив прическу сандаловыми гребнями, я украсила ее единственной шпилькой с гранатом, символом флота Красного флага.

Когда мы встретились на палубе, шел мелкий дождь. Подойдя ближе, я заметила, что годы и на Куоке оставили свой след: шея стала толще, а морщины расчертили лицо, как прожилки на дорогой древесине. Вот только с этого нового лица на меня смотрели все те же глаза, образ которых хранился в глубинах памяти, тот же чуть заметный изгиб кривил уголки губ, а приподнятая бровь все так же заставляла замирать мое сердце. Поу-тай пришел без куртки, демонстративно игнорируя погоду и не пряча зажатый под мышкой сверток.

Я пригласила его под навес возле рубки.

— Ты меня избегал, а теперь просишь о встрече? Как-то не похоже на тебя.

— Слышал, ты не здорова. Но выглядишь…

— Как старая сгорбленная вдова с больной спиной.

— Ченг-тай, даже в трауре ты настолько красива, что даже рыбы…

— Могут захлебнуться от восторга, наткнувшись на мое отражение, — знаю эту присказку [84] .

— В самом деле.

Он протянул мне сверток. Его вес и размер почему-то наводили на мысль о человеческом черепе. Я развернула упаковку дрожащими пальцами и увидела черный лакированный барабан с красными полосами и туго натянутой свиной кожей.