Совсем скоро поместье его друга — маркиза Мишеля Витэ. Но вряд ли так уж опасен окажется и он. Наверняка у него в родной усадьбе под рукой проверенная любовница. А то еще и не одна. А Веге нет никакого смысла оберегать Эйду сейчас, чтобы потом вручить другу. Она ведь не дева, а мать бастарда.

Так почему Эйда вновь перестала спать ночами? Почему не отпускает вязкая зыбь полусна-полуяви? Почему яркие и горькие картины прошлого снова и снова вползают в кошмары? И где-то вдали победно смеется Карлотта. На ней то алое платье и бальная высокая прическа, то серый балахон кающейся сестры. Но это всегда она — Карлотта, графиня Таррент, урожденная Гарвиак. Беспощадная и жестокая. Сметающая всё на своем пути.

И почему теперь так плохо спит Мирабелла? Ведь в первые ночи побега была почти безмятежна. Или сразу она просто больше уставала? Или прошлое догнало и маленькую дочку? Оно ведь у нее ничуть не слаще материного. И по вине тех же самых врагов.

— Это не из-за них. Они — хорошие, — вздрагивая, пояснила девочка. О спутниках. — Они нам плохого не хотят.

И невпопад:

— Мама, мне страшно! Будто плохое ищет нас. Очень плохое.

Ищет. Черные жрецы с серпами прекрасно умеют вынюхивать.

Довериться или нет? Не Мирабелле — любвеобильному виконту?

Ни Игнасио Вега, ни Жюли тревоги до сих пор не ощущали. И в мелочах — не врали. Да и зачем врать — если Эйду можно спокойно спеленать и доставить силой куда угодно? Чем она опасна?

Да и чуткая Мирабелла обычно в таких вещах не ошибается.

Но можно ли им верить до конца? Или предатель — один из отряда? Кто-то, облеченный доверием предводителя? Тот же доверенный лейтенант Веги, суровый немолодой Ольдес, к примеру.

Промучившись очередную ночь, Эйда с раннего утра направилась к Веге.

2

— Я не ждал вас так рано.

Выше пояса он одеться просто не успел. И так скорость от «откройте» до «входите» поражает. Тоже солдат? И не из тех, кто не просыхал в несчастном Лиаре.

Жюли не проснулась вовсе. Сладко спит, завернувшись в смешанное «одеяло» из разных плащей. Только пепельный затылок наружу торчит. И край розового уха.

Вега небрежно набросил на любовницу еще один теплый плащ. К уже имеющимся трем. Заодно освободил место Эйде:

— Присаживайтесь, сударыня. — Он и впрямь быстро накинул рубашку. Даже в походе — не слишком мятую. — Чем обязан чести?

Эйда примостилась на край любовного ложа:

— Сударь, не хочу быть навязчивой или показаться истеричной, но у моей дочери есть дар. Она чувствует опасность.

— Верю, сударыня, — совершенно серьезно кивнул он. Застегивая камзол. — И сейчас она ее чувствует?

— Да. Как никогда. Почти.

Хуже было только в черном подземелье.

— Жаль, дара нет у меня. Значит, враги близко. И надо быть вдвойне осторожными. Значит, и дальше двинемся Краем Водопадов.

— А здесь есть еще? — едва не содрогнулась Эйда.

— Да, еще один. Песнь Алиеноры. Если повезет — как раз доберемся к вечеру. Вам понравится, сударыня. Одно из самых прекраснейших мест Юга.

И опаснейших?

— Меньше этого? — понадеялась Эйда.

Игнасио Вега улыбнулся — широко и белозубо. Нет, как раз с краю один зуб сломан. В драке?

— Выше раза в три. Кровь Инес рядом с Песнью — как волчонок против матерого вожака стаи.

Отлично!

— Скажите… вы полностью доверяете Мишелю Витэ?

— Доверяю ли тому, с кем мы взаимно друг другу обязаны жизнью?

— Просто… — смутилась Эйда. Но не опустила глаз.

— Я вас понимаю. Мой отец достоин доверия не больше вашего брата Леона. Потому я и везу вас не в родовой замок. Хоть он и лучше укреплен, и дальше расположен. И, поверьте, вашему уважаемому дяде Иву я тоже обязан.

— Ваш отец…

— Предаст меня при первом же удобном — и выгодном! — случае. Особенно теперь, когда снова женился. Он ведь еще не стар. А узаконенные бастарды, вроде меня, нужны лишь до поры, до времени. На всякий случай. Про запас.

Как и согрешившие дочери. Впрочем, нет — те не нужны вовсе. Вместе с их бастардами.

— Простите…

Кажется, у Эйды талант — вляпываться в скользкие темы.

— Не за что. Что я — бастард, знают многие. Отец официально признал меня и назначил наследником лишь после смерти моего законного брата. Предваряя ваш вопрос: нет, я не убивал Родриго. Он был моим братом. Вдобавок — мало взял от нашего отца. Мы дружили… насколько удавалось. Насколько я вообще умел тогда дружить. И никакой титул не стоил его жизни.